|
«Третья Рота»[1] — единственное прозаическое произведение большого украинского поэта Владимира Николаевича Сосюры. Писал он его, можно сказать, всю жизнь. Первые наброски были сделаны в 1926 году, а последние — за пять лет до смерти, в 1960-м.. Ещё
|
|
|
Родился я на станции Дебальцево — в десять часов утра шестого января 1898 года. На неделю раньше срока. Это было так. На последнем месяце беременности мать выходила из вагона, и её ударил в живот острым углом сундука какой-то пассажир. Он сделал это не нарочно. Но мне от этого было не легче... Ещё
|
|
|
Деда моего, по отцовской линии, как талантливого мальчика, воспитывал помещик. Когда он подрос, его отдали в Лисичанскую штейгерскую школу[1], двухгодичную. Дед не хотел учиться, прибегал домой и прятался на печи. Тогда приходил приказчик с мешком. В этот мешок он, как поросёнка, запихивал... Ещё
|
|
|
У отца была сестра, тётя Нина. Она имела начальное образование, а дальше не стала учиться. Дед её очень любил, и отца он тоже, конечно, любил, но другой, строгой и мужественной, любовью. Он видел, что папа талантлив и сам пробьёт себе дорогу. А тётя была неприспособленной.. Ещё
|
|
|
Моя бабушка по матери, Ольга — полуеврейка, полуукраинка, — была очень впечатлительна и всё принимала близко к сердцу. Она очень любила мою маму и, когда узнала, что отец пьёт горькую и мы бедно живём, помешалась. Случилось это так... Ещё
|
|
|
Вода. Страшный, широкий и необозримый мир, который серебряным видением то поднимается ко мне, то удаляется, падает… Я на руках у мамы, серебряной от воды… Это она то близко наклоняется к воде, и меня почти с головой заливает её жуткое и блестящее серебро, то стремительно поднимает меня вверх.. Ещё
|
|
|
Я катаюсь с сыном инженера в деревянном ящике на колёсиках. Я пассажир, а он — лошадь. Но вот ящик остановился — «лошадь» решила отдохнуть. Я стал подниматься, но тут «лошадь» дёрнула… И меня больно стукнуло подбородком об острый край ящика… Я плачу, кровь заливает мне шею и грудь… Ещё
|
|
|
А перед этим я под крыльцом, вместе с Колей, замучил курицу. Коля её держал, а я крутил ей головку. Она так покорно и обречённо смотрела на меня своими крохотными чёрными глазками… Мама сказала, что меня за это покарает бог. Я очень его боялся. .. Ещё
|
|
|
Вечерами мимо окон проходили пьяные шахтёры и пели песню про доктора Лойку, которого они очень любили: Доктор Лойка, он всё знает, От всех болезней излечает. А наша служанка Поля выходила к ним навстречу, и её обнимал у нас за сараем красивый и весёлый коногон Шаповалов... Ещё
|
|
|
Иногда по вечерам у нас собирались гости, играли на гитаре, пили водку, потом играли в преферанс и показывали фокусы. А один худой и длинный конторщик ходил на руках и почти доставал ногами до потолка. Это выглядело очень смешно. Все смеялись и аплодировали ему... Ещё
|
|
|
Они наговорили моим родителям столько баек о богатой жизни на Кавказе, что отец взял в конторе расчёт и мы выехали… Перед отъездом мать продала всю мебель, а я бегал за вещами, которые чужие люди навсегда выносили из наших опустевших комнат… Особенно мне жаль было рукомойника.. Ещё
|
|
|
После поезда мы ехали на бричке сто километров до Кульпы — ехали по багряной и бесконечной пустыне… Перед нами синела близкая гора, такая близкая, что казалось, её можно коснуться рукой… А мы ехали до этой горы, так близко и сказочно синеющей перед нами, сто километров… Ещё
|
|
|
Я любил сидеть у окна и смотреть на красные горы за его голубыми стёклами… Горы были очень близко, а из их боков тонко и жалобно поднимались в небо синие завитки дыма из ям, в которых жили люди… Мимо окон часто проходили верблюды,.. Ещё
|
|
|
Баку… Мы с отцом стоим на берегу Каспийского моря, у большого медного якоря, врытого в землю. Я смотрел на море, которое было похоже на огромную и бесконечно неспокойную ветрено-синюю гору. Волны добегали почти до моих ног.. Ещё
|
|
|
Это был уже не Брянский рудник, а село Чутино. Странным и диким казалось мне жить в селе. У меня была красная рубаха, а мальчишки были вредные и сильно дрались, и собаки тоже были очень вредные. Мы жили в непривычной нужде, на чужой квартире.. Ещё
|
|
|
Мы снова вернулись в Третью Роту и жили у нашего родственника, железнодорожника Удовенко. Однажды отец напился пьяный и поссорился с матерью. Он выгнал её и заложил дверь медным прутом, чтобы мать не смогла открыть её... Ещё
|
|
|
Пришёл высокий, красивый и солидный, в пенсне и с бородой военный врач. Он осмотрел Колю и сказал, что у него скарлатина... Врач приходил несколько раз и грустно смотрел на Коленьку, давал ему лекарства, но лекарства не помогали. На третий день, утром, Коля стал умирать... Ещё
|
|
|
Но ещё до малярии я каждый год по пять дней болел какой-то чудной болезнью. Утром, после мутного и тяжкого сна, я просыпался вялый, сам не свой. Всё неслось перед моими глазами слева направо… Весь мир куда-то неудержимо мчался… Ходить я не мог... Ещё
|
|
|
Перед тем как попасть в село, мы приехали в Харьков. Жили на Петинской улице, 110. Приют нам дал дедушка по матери. А деда по отцу уже не было в живых... Дедушка часто выпивал, и тогда он становился буйным. Ужасно ругался с бабушкой и детьми, с мамой — тоже. На меня эти ссоры действовали как гроза.. Ещё
|
|
|
А я на сумасшедшей скорости, скользя по льду животом, налетел на кран и стукнулся об него вытянутыми перед головой руками — смягчил удар и защитил голову. Мои согнутые руки пружинисто упёрлись в холодный чугун, и я чуть коснулся головой крана. Я перехитрил смерть. Мне было десять лет… Ещё
|
|
|
Свободное копирование
