Лавристы и бакунисты в Киеве - 3

Вообще, вернувшаяся в Россию революционная молодежь, привозившая с собой нелегальные издания и передававшая нам впечатления, вынесенные ею из общения с тогдашними русскими эмигрантами, оказала на наш киевский кружок немалое влияние. Да и мы сами сочли нужным предложить С. Лурье уговорить своего отца, чтобы он дал ему деньги на поездку в Швейцарию. Мы, конечно, поручили ему посетить там Бакунина и Лаврова. К первому мы дали ему нечто вроде адреса, на-писанного нашим собственным каллиграфом, младшим Левенталем, из предосторожности, миниатюрными буквами. На меня лично сведения, доходившие до нас о русской эмиграции, повлияли в том смысле, что ускорили мой сознательный и решительный поворот в сторону бакунизма. Подготовлен же был этот переворот неудовлетворенностью моей и некоторых товарищей программой и пропагандой журнала «Вперед».

Уже проект этой программы, привезенной нам весной 73 г. Чарушиным, показался мне бледным и крайне умеренным. И это впечатление нисколько не было ослаблено, когда мы познакомились с самим журналом.

К самому Лаврову мы относились с большим почтением. Но в его программе мы не находили внутренней стройности, которая могла бы увлечь нас. Пропаганда принимала в этой программе абстрактный характер, утрачивала революционную остроту. Требование серьезной теоретической подготовки к пропаганде оставляло радикалу возможность преспокойно пользоваться всеми благами жизни – в то время как у нас была внутренняя моральная потребность поскорее порвать всякие связи с «погрязшим в разврате миром» и «сжечь за собой корабли».

Неясным представлялось нам отношение Лаврова к государству. С одной стороны, отрицание государства, – и притом не только полицейского государства, но всякой государственной организации вообще, – провозглашение вольного союза свободных общин. С другой стороны, – признание необходимости государственной организации, как «переходной» формы. Этим признанием уничтожение государства отодвигалось куда-то в туманную даль, а для данного момента устанавливалась тактика приспособления, против которой восставало наше непосредственное революционное чувство (и примитивная политическая мысль).