И очень важное воспоминание о том, что и в нашей беде попадались изредка среди тех, к кому мы обращались «гражданин начальник», рядом с бесчеловечными и жестокими люди, не лишенные человечности.
Это случилось на Кирзаводе во второй, вечерней смене перед самым ее окончанием, когда прибирались и вычищались все механизмы для следующей ночной смены. Бетономешалки и камнедробилки обычно включались на долю секунды, чтобы счистить с лопастей жернова остатки камней или бетона. Для этого одна из работниц забиралась внутрь, а другая на долю секунды включала механизм. Что именно случилось — что-то заело при включении или секундная задержка пальца на кнопке, но лопасти уже втянули и перемололи ту девушку, на чью злую долю выпало в тот вечер чистить (я не помню, была пи то камнедробилка или бетономешалка). Завыла сирена, за мной, медсестрой - кипятилыцицей, прибежали. На месте происшествия уже были вольные — директор Кирзавода, мастера, рабочие и срочно вызванный из Управления военный врач — капитан медслужбы...
Тоном, не допускающим возражений, директор Кирзавода потребовал, чтобы я поднялась наверх, залезла в чашу механизма и освободила ее от того, что осталось от несчастной девушки... Ослушаться я права не имела, но мгновенно поняла, что если мне придется исполнить это приказание, то я могу навсегда если не тронуться умом, то остаться нервнобольной. И, наверное, это было написано на моем лице. Хоть я и не была на войне долго — немногим больше полугода, но и раненных тяжело видела, и сама тянула их на плащ-палатке и в лодке-долбленке, и видела мертвецов в морозных землянках с отгрызенными крысами носами и ушами. Правда, собирать останки после попадания мин мне не пришлось... А то, что предстояло, — это и было то же самое, что собирать останки убитых миной или снарядом.
Вероятно, военврач понял что-то, глядя на меня, и резко возразил директору Кирзавода, для которого мы не только не были женщинами, но даже не были людьми — всего лишь рабсилой, безликой массой, лагерным быдлом...
— Нет, — тихо, но категорично сказал капитан-военврач, — она никуда не полезет. Все сделают ваши рабочие. А ты, — приказал мне, — шагом марш к вахте...
Не помню, било ли меня мелкой дрожью, когда я подошла к уже построенной на выход колонне женщин. Но и сегодня с глубокой благодарностью вспоминаю того безымянного военврача-капитана, что спас меня от неизбежного, вероятно, нервного потрясения, если бы пришлось мне доставать кровавое месиво, то, что осталось от несчастной заключенной... Ведь тронулась умом, не помню только — надолго ли, та бедняжка, которой довелось нажать эту злосчастную кнопку...
Свободное копирование
