В 1948 году, когда большинству заключенных давали по 25 лет по Указу «об отмене смертной казни», были созданы для политических Особые лагеря, где, видимо, пригодился опыт фашистских концлагерей. На ночь нас запирали в бараках, рабочий день был 10-часовым, и еще по 2 часа работали в зоне — летом делали саман, зимой чистили снег.
Это у нас в жензоне, а Михаил Гаврилович, мой будущий муж, рассказал мне как-то, что они по нескольку раз переносили из одного угла зоны в другой помещение кипятильника: построят в одном месте, но вскоре сломают и начинают строить в другом. И все это летом, в сорокаградусную жару даже по вечерам, когда воды и так не хватало, так как она была привозная, а в столовой выдавали баланду из ржавой селедки, от которой потом весь день хотелось пить...
Письма писать можно было только раз в полгода и так же получать посылки. Но вместе с тем на всех лагпунктах (и мужских, и женских) были библиотеки, у нас даже на 4 тысячи книг, и культбригада, готовившая к праздникам концерты, а иногда даже спектакли.
Еще где-то на пересылке бытовички, узнавшие, что нас везут в Джезказган, стращали: «Это штрафная командировка Карлага, там жуткие бандюги живут, там страшная красная земля...» И действительно, когда эшелон подали почти что к самому лагерю ( пути проходили очень близко, наверно, это даже был тупик), и нас высадили из теплушек, мы увидели, что земля действительно была красноватой (удивляться нечему — в ней было большое содержание медных руд). Несколько часов нас продержали под солнцем, проверяя по спискам и пересчитывая по несколько раз — а в зоне за проволокой подпрыгивали, размахивая руками, плясали какие-то диковинные существа и при этом орали. Когда же нас повели в зону и мы смогли рассмотреть их, оказалось, что существа эти — женщины, лохматые, нечесаные, одетые в страшные и нелепые лохмотья. А кричали они: «Бебехи прибыли! Даешь бебехи!» и еще что-то в этом роде. Имелся в виду багаж карлаговских женщин, в большинстве своем заканчивающих тощие сроки, а потому и нагруженных имуществом, «бебехами» — у каждой было по чемоданчику или корзинке в руке или рюкзак за плечами, и еще тючок с постелью. В зоне, отгороженной проволокой, бараков было мало, больше землянок, в которых нас и поселили. Карлаговки сразу же попросили запереть нас на ночь, чтобы «шалашовки» и «жучки» (так они охарактеризовали прежних обитательниц зоны) не могли их ограбить. Уснуть, несмотря на усталость, никто не мог — с потолка буквально дождем на нас посыпались клопы, почуявшие «свежатину». Ни раньше, ни позже я нигде не видела столько клопов.
Свободное копирование
