...Сколько помню, вагонзак снаружи почти ничем не отличается от обычных пассажирских вагонов, только на окнах решетки. А вот внутри различие есть, по крайней мере, было в том, в котором меня повезли, — с обеих сторон вагона были обычные двери в купе, в начале вагона там располагался конвой, проводники (впрочем, их, вероятно, не было). В конце вагона тоже несколько обычных дверей в купе, а в расположенных между ними в середине вагона — стенка с дверьми в коридор отсутствовала, ее заменила решетка во всю длину образовавшегося помещения, где все полки, включая и третью, багажную, становились по существу нарами. Они были битком набиты мужчинами. А нас — с десяток женщин — завели еще раньше в купе в дальнем конце вагона, которое отличалось от обычного лишь отсутствием зеркала на внутренней стороне двери, решеткой на окне и тем, что двери отпирались и запирались только снаружи, из коридора. Своих спутниц я не запомнила, кроме одной: не заметить, не запомнить ее было невозможно'— она была хорошенькой и очень ухоженной, что было редкостью в тюремных условиях. Она была осуждена на 5 лет, но без статьи, а как «социально опасный элемент». Таких в тюрьме называли «шоколадницами», теперь их стали называть «интер девочками», а тогдашняя кличка подразумевала, что их «валютой» был шоколад. Во время войны их много было, в частности, в Мурманске, куда приходили по ленд-лизу американские и английские корабли. Кажется, наша «шоколадница» даже и была из Мурманска. А сейчас, когда начиналась холодная война, их, видимо, решили изолировать от общества.
Приняв нас, так сказать, «на борт» по обычаю — фамилия, статья, срок — и запустив в определенное нам купе, начальник конвоя через некоторое время заглянул к нам:
«Бабы, нужна уборщица. Вызывайтесь добровольно, а не то назначим»... Он очень удивился, когда вызвалась я, — недоверчиво оглядев меня, явно близорукую и уже тем не внушавшую доверия, что я могу справиться с предстоящей работой — мыть пол в коридоре и туалете, он все же неохотно согласился — выбора не было, все, кроме меня и «шоколадницы», были очень немолоды... И к тому же более или менее интеллигентного вида, не внушавшего ему доверия.
Я же ухватилась за предложение начальника конвоя потому, что сообразила: эта работа даст возможность хоть ненадолго вырваться из душного, наглухо закупоренного купе, где нечем дышать (начинался июль) и иногда умываться в туалете во время работы... Сама работа — мытье пола и туалета — не пугала: после опыта небольшой отсидки за опоздание и опыта банных дней на передовой, когда надо было наносить и натопить снега и натаскать в землянку воды, а шайками служили каски и пустые пулеметные цинки, я перестала бояться непривычной и неожиданной работы. Неприятным было то, что приходилось ею заниматься на глазах сидевших за решеткой мужчин, в большинстве уголовников, пытавшихся «комментировать» меня, пока один из них, видимо, самый главный, не цыкнул на них и сам старался быть вежливым, слегка даже заигрывая.
Свободное копирование
