|
Когда-то Ясная Поляна была одним из сторожевых пунктов, охранявших Тулу от нашествия татар. Когда надвигались их конные полчища, лес "засекали", то есть рубили и клали макушками навстречу врагу. Это образовывало непроходимую чащу, через которую никакая конница пробраться не могла... Ещё
|
|
|
Самые интересные предания — это были предания о так называемом "американце" Толстом[1]. Он приходился моему отцу двоюродным дядей. Многое из того, что о нем рассказывали, вероятно, несколько преувеличено, может быть, кое-что и вымышлено, но я расскажу... Ещё
|
|
|
Дома, в котором отец родился и провел свое детство, я, к сожалению, никогда вблизи не видал. Он стоял между двумя флигелями и был продан на снос за пять тысяч рублей ассигнациями родственником отца...Говорили, что это было сделано для покрытия его карточных проигрышей.. Ещё
|
|
|
Вот как отец описывает нашу семью в одном из писем к своей двоюродной тетке, Александре Андреевне Толстой. "Старший [Сергей] белокурый, — не дурен. Есть что-то слабое и терпеливое в выражении и очень кроткое. Когда он смеется, он не заражает,.. Ещё
|
|
|
У мама не было своей комнаты. В гостиной в углу стоял маленький письменный столик, где она заказывала обед, записывала покупки и "переписывала". Что она "переписывала", я долго не знал. Я знал только, что это было что-то очень нужное и важное.. Ещё
|
|
|
Росли мы так. Главный человек в доме — мама. От нее зависит все. Она заказывает Николаю-повару обед, она отпускает нас гулять, она всегда кормит грудью какого-нибудь маленького, и она целый день торопливыми шагами бегает по дому. С ней можно капризничать, хотя иногда она бывает сердита и наказывает Ещё
|
|
|
Когда приехала к нам англичанка Hannah Tarsey, я точно не знаю[1]. Я, вероятно, был тогда еще очень мал. Она была полугувернанткой, полубонной и долго жила у нас. Вероятно, лет десять. Из рук няни Марии Афанасьевны я прямо попал к ней... Ещё
|
|
|
Деревенские ребята приходили к нам, и их. было очень много. Когда они приходили, в передней пахло полушубками, и учили их всех вместе и папа, и Сережа, и Таня, и дядя Костя[3]. Во время уроков бывало очень весело и оживленно... Ещё
|
|
|
Лето! Рано утром вскакиваем, одеваемся и бежим на конюшню. Там пахнет лошадью и сеном. Кучер Филипп Родивонович уже седлает. Для меня белый с розовыми глазами "Колпик" уже подседлан потником, Сереже — маленький, горячий киргизенок "Шарик", для папа— огромная английская кровная кобыла "Фру-Фру"... Ещё
|
|
|
Мне подарили сетку для ловли бабочек. Николай Николаевич Страхов подарил мне чудную книжку — "Атлас бабочек" с картинками и научил меня их сушить для коллекции. Каждая бабочка нарисована в красках и имеет латинское название. Я с утра до ночи бегаю по лесам и лугам и ловлю бабочек... Ещё
|
|
|
Мама рассказывала мне, что я всегда, напившись, бросал стакан на пол. Я делал это так хитро и быстро, что невозможно было поймать мое движение. В конце концов мне купили серебряный стакан. Он долго потом сохранялся у мама в шифоньерке. И он был весь избит и измят... Ещё
|
|
|
Другой кит, на котором стояла Ясная Поляна в моем детстве, это был старик повар, Николай Михайлович Румянцев. Когда-то, лет за двадцать до моего рождения, он был крепостным музыкантом-флейтистом у князя Николая Сергеевича Волконского... Ещё
|
|
|
Алексей Степанович Орехов, тоже из крепостных, был ясенский дворовый. Когда отец был в Севастополе[1], он брал его с собой в виде казачка. Я помню, как отец рассказывал мне, что во время осады Севастополя в четвертом бастионе он жил с товарищем, у которого тоже был лакей. И этот лакей был трус... Ещё
|
|
|
В 1871 году, когда мне было пять лет, к нашему дому начали пристраивать залу и кабинет. Я помню, как работали каменщики, помню, как при закладке дома положили под угол жестяную коробочку с серебряными деньгами, как пробивали в старом доме двери, и особенно ясно помню, как делали паркет... Ещё
|
|
|
Утром папа выходит из спальни, которая наверху в углу дома, в халате и с свалянной в кучу, нечесаной бородой, идет вниз одеваться. Потом он выходит из кабинета свежий, бодрый в серой блузе и идет в залу пить кофе. Мы в это время завтракаем... Ещё
|
|
|
По своему рождению, по воспитанию и по манерам отец был настоящий аристократ. Несмотря на его рабочую блузу, которую он неизменно носил, несмотря на его полное пренебрежение ко всем предрассудкам барства, он барином был, и барином он остался до самого конца своих дней... Ещё
|
|
|
Ни папа, ни мама в церковную религию особенно не верили, но и не отрицали ее, ездили в церковь и молились потому, что все так делали, и потому, что все учат детей религиозности, учили ей и нас. Столпом православия в Ясной Поляне была тетушка... Ещё
|
|
|
Понятно, что будучи сам воспитан в традициях старинного барства, отец пожелал и своим детям дать настоящее "барское" воспитание. Надо дать им знание иаивозможно большего количества языков, надо дать им хорошие манеры, и надо, насколько возможно, охранить детей от всякого внешнего влияния... Ещё
|
|
|
Одной из главных забот родителей в те первые годы нашего воспитания было охранение нас от всякого внешнего постороннего влияния. Весь мир разделялся на две части: мы с одной стороны, и все остальное — с другой. Мы — особенные люди, и равных нам нет... Ещё
|
|
|
Другая интересная игра, которую выдумала Таня, была "Ульверстон". Это было, когда Таня прочла какой-то глупый переводный английский роман и решила этот роман разыграть "в театре" бумажными куколками[1]. Всех героев романа мы вырезали ножницами из цветных картинок модного журнала... Ещё
|
|
|
|
