Во время войны моей маме предложили для меня путевку в детский санаторий. Правда, путевки давали только школьникам, а я до этого возраста еще не дорос. Но мама как-то уговорила начальников в отделе образования. Шли как раз самые голодные военные годы, и мама надеялась, что ее сыночек, то есть я, хоть поест в санатории. Так, наверное, и случилось. На занятиях я садился на последние парты, или вообще куда-нибудь в уголок, и никому не мешал. И мне никто не мешал, я не помню каких либо для себя неудобств.
Так как шла война, в санатории периодически проводились воздушные учебные тревоги, когда всем детям нужно было бежать из классов в бомбоубежище. Мне кажется, у меня до сих пор сохранилось в памяти картина летящего в небе немецкого самолета, с крестами на крыльях. Хотя этого не должно было быть, санаторий, да и наше местожительство, были далеко от линии фронта. Может быть, летел наш самолет, а меня, дошкольника, обманули старшие ребята.
Время было зимнее, и обязательным правилом при тревогах было то, что не разрешалось искать, выбирать в раздевалке свою одежду, пальто и валенки. Нужно было хватать первую попавшуюся одежду и бежать в бомбоубежище. Но вот только после такой учебной тревоги трудно было отыскать свою одежду, детей в санатории было много. И кончилось это тем, что у меня к концу санаторного срока оказались чья-то грязная фуфайка и разные по величине и цвету валенки.
Из санатория по домам развозили ребят организованно. Так привезли и меня. Но от станции до дома я шел уже самостоятельно. И вдруг мне стало страшно. Я почувствовал себя кругом виноватым, потерял и свое пальтецо, и валенки, и одет во все чужое, а валенки еще и разнородные. Да еще и по маме соскучился. И от всего от этого я горько расплакался. И побоялся идти домой.
Хорошо, мама торопилась домой, из школы, она работала учительницей. И знала, что сыночка привезут сегодня. И увидела меня за углом. И конечно, обняла, успокоила.
Позже она рассказывала, что таких маленьких по возрасту не должны были брать в санаторий. Но она, чтобы поел ребенок, рискнула отправить меня. Конечно, душа у нее болела, ребенка могут обидеть старшие ребята в санатории. Но все, слава богу, обошлось. «Дедовщины» детской в санатории не было. Наверно, шла война, дети тоже это чувствовали. Да и порядки тогда были Сталинские.
Свободное копирование
