|
Ты, маменька, ты приласкай меня - 9
|
|
22.09.1955 Юрья, Кировская, Россия
Я ИДУ ВДОЛЬ НАШИХ РЕК. Как будто встретился я вновь С давным-давно Забытым другом… Так радостно мне слушать Шум воды. Вы перед глазами у меня Берега далекой Китаками, Где так мягко ивы зеленеют, Словно говорят мне: «Плачь!» Исикава Такубоку. До того места, где я увидел Галю Петрову с Виктором, они дошли привычными тогда для всех тропочками вдоль реки. В памяти я хочу пройти с ними этой дорожкой. Обычно этот путь начинался по реке Юрья с пилорамы, построенной пленными немцами. Я помню их бараки и бросающийся в глаза идеальный порядок в их лагере. И еще помню лошадей-тяжеловозов с мощными, как тумбы, ногами. Мой дружок по школе, Игорь Чащин, однажды дергал из хвоста не запряженного в телегу тяжеловоза конский волос для рыбной лески. И лошадь его лягнула, попав копытом в подбородок. Игорь часто это вспоминал и радовался, что, хоть со шрамом, но остался жив. Возле пилорамы реку Юрья перегораживали цепочкой плотов, привязанных к берегу с помощью тросов. Сплавляемые с верховьев реки бревна накапливались перед плотами, и баграми их вытаскивали на транспортер. По этим плотам и бревнам можно было перейти на другой берег реки. Помню, как замирало сердце от страха, когда переходили реку по бревнам, они «играли» под ногами, и нужно было скорей перескакивать на следующее бревно. Но чаще реку переходили по плотам, там все было устойчиво. Чуть ниже пилорамы – «бездонное» озеро. Озер вдоль реки много, но обычно они заливные и образованы старым руслом реки. Как правило, они не глубоки и покрыты лилиями и кувшинками. Но «бездонное» озеро похоже на рукотворное. Оно круглое в плане, вода в нем темного, даже черного, цвета, может быть, из-за его глубины, и никаких растений, цветов в нем не растет, даже у берега. Озеро вызывало у нас какой-то суеверный страх. Не помню, чтобы кто-нибудь в нем осмелился искупаться. Возможно, брали отсюда песок при строительстве железной дороги. Это зимой, а летом оно постепенно заполнилось водой. Ниже «бездонного» озера, другой, правый по течению реки берег, густо зарос ивняком. В какое-то время отец научил меня плести корзины, и сюда я ходил за прутьями. Мне кажется, это было осенью, потому что река была хмурая, и кругом было безлюдно, летом все кто-нибудь идет вдоль реки. Мне было очень неуютно и страшновато. Казалось, что вон за той ивой меня поджидают, подстерегают русалки. Хотя река в этом месте была мелкой, и жить здесь русалкам негде. Но меня это не очень успокаивало, и я не столько резал прутья, сколько вертел головой вокруг. За ивняком тянулись вдоль реки колхозные луга, некоторые из них были заливные. Какой щавель там рос! Мы его называли - «кисленка»: «Пойдем за кисленкой!» Жителям всей Юрьи его хватало, ходили сюда с корзинами. Мне всегда казалось, что я буду жить долго, долго, и без болезней, потому что в детстве съел «воз» щавеля. Где одни витамины. Но вот без болезней не получилось. Я уже не помню, как использовала щавель мама, наверное, делала салаты и первые блюда. Но помню, носили щавель домой корзинами. Да и просто так ели много, хлеба не хватало, а есть всегда хотелось. После ивняка по течению река образует перекаты, а дно реки покрыто галькой. Лучшего места для пескарей трудно найти. Помню, они «ходили» стаями по дну, большие и жирные. Когда не получалось поймать другую рыбу, более крупную и блестящую, мальчишки приходили сюда за пескарями, улов здесь всегда обеспечен. Если не бояться комаров и другой мошкары с ближайшего ивняка. Засучив штаны выше колен, с удочкой в руках и с отцовской военной кирзовой сумкой через плечо, рыбачил и я на середине реки. Пескари «тыкались» своим носом в голые ноги. Ловили их почти на выбор. Увидев крупного пескаря, закидывали удочку с крючком и червяком возле него, клюй, пескарь! Поплавок снимали или поднимали вверх, подсекали визуально, когда видели, что пескарь заглотил наживку. Но слишком они нежные, эти пескари, и домой в сумке приносили уже «кашу» из пескариных тушек. Но мама все это обрабатывала и жарила, вкусно! Еще с яичком куриным сверху. В последний свой приезд в Юрью я пытался увидеть хоть одного пескаря в реке, но не стало их. Не стало и ракушек, раньше в некоторых местах все дно было покрыто ракушками и исчерчено следами их перемещений. Отравлены реки, и более нежные водяные существа исчезли. Еще ниже реки за перекатами был омуток, называли это место «хитрый омут». Хитрый – потому что любил здесь рыбачить один мужичек, которого в народе звали - Петя Хитрый. Я и сам здесь рыбачил сотни раз, потому что уж очень удобный мысок вдавался в реку. И рыба там водилась хорошая. В качестве наживы использовали дождевых красных червей, но очень часто – так называемых «водяников». Это водяные черви, которые водились в малой юрьянской речке Чумовице, в илистых ее местах. Перед рыбалкой ходили по Чумовице, она мелкая, и высматривали этих червяков на дне, по их следам в иле или на корягах и палках, затонувших в речке. Червячок имел «панцирь», похожий на деревянный, с двумя «деревянными» рогами. Перед насаживанием червяка на крючок его выколупывали из этого панциря. Возле «хитрого» омута, на левом берегу реки находилось основное пастбище для нашего коровьего стада. Коров гоняли и дальше вдоль рек Юрья и Великая. Но это место для пастьбы считалось главным, оно было большим по площади. От леса пастбище здесь отделялось двумя озерами, возле которых трава была всегда очень сочной. Пастухи любили это место, пасти было здесь легко, можно было развести костер и попечь картошку. И подремать у костра, когда стадо тоже отдыхает. Для пастьбы стада обычно была одна постоянная нанимаемая пастушка, и в помощь ей по очереди выходили хозяева коров. Чаще всего посылали ребятишек. Но мы, ребятишки, пасти не очень любили, вставать рано, на лугах целый день, а день такой длинный, время двигалось всегда медленно, никак не дождешься вечера. И только много позже начинаешь понимать, что лучшего времяпрепровождения трудно придумать. Свежий воздух, красивая природа, река рядом, дружелюбные коровы – это же чудо! Пастушка была молодая, ей хотелось радости от общения с людьми, с молодыми людьми. Мы, пацаны, ее не очень устраивали. И она отпрашивалась у нас, сходить к пассажирскому поезду. Я с этим всегда соглашался, и она уходила. Вот ведь жизнь молодая, какая она, не жаль ног, до станции не близко, а ей хотелось сходить. Только позднее я понял, молодых никакие расстояния не пугают. От «хитрого омута» уже видно устье, впадение реки Юрья в Великую. В устье раньше была большая глубина, и образовывался водоворот. А чуть ниже по реке Великой течение было уже спокойным, и здесь любили купаться взрослые мужики. Несколько раз я ходил сюда с отцом, тогда я только еще учился плавать. Однажды я набрался смелости и решил переплыть Великую. И спросил отца, как он, в случае необходимости, будет спасать меня. Он ответил, что стукнет меня по голове, а когда я потеряю сознание, вытащит меня. Иначе я с испугу начну хватать его бесконтрольно мертвой хваткой, и мы утонем вместе. Мне кажется, он сам не знал, как будет спасать. Но его вариант спасения меня не устраивал, и переплывать тогда реку я не стал. А через несколько дней здесь тонул солдатик. Он недооценил водоворот и переоценил свои силы. Помню, мы, пацаны, стояли на берегу и смотрели на солдат. И вдруг видим, один солдатик то уйдет под воду, то опять вынырнет, и как-то все это необычным нам показалось. И на помощь солдатик не зовет. А потом стали появляться только руки. Мы закричали, и другие солдаты как-то быстренько его нашли в воде и вытащили. Воды он уже наглотался, и она долго выходила из него. От устья, если смотреть вверх по течению реки Великой, за излучиной просматривается пляж «Стрижиный». «Стрижиный» - это местное название, может быть, оно возникло и использовалось только в наше время, может быть, сейчас оно уже забыто. «Стрижиный» - потому что противоположный пляжу высокий берег весь был покрыт отверстиями стрижиных гнезд. А этот берег – чистым крупным светлым песком по щиколотку. Я не могу понять, почему только в наше время сюда ходили и детвора, и взрослые люди. Может быть, потому, что отсутствие сладостей и вкусных вещей заставляло нас тогда с малых лет ходить сюда и за щавелем, и за черемухой, и за смородиной и другими ягодами, и за горохом на колхозное поле. И мы привыкли к этому пляжу, и нас не смущало довольно большое расстояние досюда, около трех километров. Но ведь эти три километра – идти лугами, тропочкой вдоль реки, и сколько цветов на этих лугах, и какой запах! А сколько черемухи здесь и других ягод! С годами все меньше людей посещали этот пляж, а в последнее мое посещение Юрьи – я никого уже здесь не встретил. Правда, аукались и кричали в черемухах ребятишки, и сверкала на деревьях их разноцветная одежда. Ниже по реке от устья – островок посередине. Возле островка все дно было утыкано ракушками. Течение здесь было быстрым, как на перекатах. Может быть, это им, ракушкам, и нравилось. Возле этого островка я и стоял, когда любовался Галей Петровой, с ее товарищем. Тогда мы погнали коров дальше, а они все стояли и радовались своей молодости. И своей красоте. Конечно, я все говорю – радовались, радовались. Скорее, я радовался. А у них могли быть какие-то заботы, проблемы или другое что плохое. Но уж очень они были хороши, а уже это - не так мало для жизни. Коров мы гоняли до Красного Яра, дальше уже шли колхозные луга. Красный Яр – это крутой обрывистый левый берег реки Великой. Почва здесь глинистая, красноватая, внизу вдоль берега – камушки, галька, вверху – сосновый бор. Здесь также течение образовывало перекаты, вода не глубокая, можно перейти Великую вброд. Но пескарей здесь водилось меньше, чем на реке Юрья. Еще ниже, с полкилометра за Красным Яром, река делает крутой поворот, и здесь - тоже песчаный берег, очень подходящий для купания и отдыха. Не хуже, чем пляж «Стрижиный». В моем раннем детстве мы не ходили на «Стрижиный», а ходили сюда, это нам было ближе. И место это стали называть «Черным яром». Потому что противоположный пляжу берег был по цвету темноватый. Собирались все дети с нашего дома и под предводительством, как правило, Гали Петровой, шли на «Черный Яр». СТАРАЯ И НОВАЯ ТРАССА Чуть слышно я себя По имени окликнул, И слезы брызнули… Четырнадцать мне было В ту невозвратную весну. Исикава Такубоку. Лет в тринадцать-четырнадцать я подрабатывал на летних каникулах в заготзерно и возил песок для стройки как раз с «Черного Яра». Работа была не трудная, подходила для мальчишки. Песок возили на лошади, на телеге. Утром я рано приходил на конюшню и запрягал лошадь. Наверное, и сейчас смогу запрячь лошадь, хотя уже забыл некоторые специфические детали упряжи. Помню, супонь для стягивания хомута, чересседельник для поддержки оглобель. Ну и всем известные хомут, дуга, седелка. И не спеша ехал на реку, гнать лошадь бегом как-то не было принято. К селу Верховино вели две дороги: Новая Трасса и Старая Трасса. По Старой Трассе уже не ездили, и она постепенно зарастала. Позднее вдоль Старой Трассы военная строительная часть проложила узкоколейку до Тарасенок для вывоза леса. В Великорецкое ездили тоже по Новой Трассе, только в конце ее дорога вправо уходила на Верховино, налево – в Великорецкое. Верховино – ближайшее к Юрье село, где была церковь. Конечно, не действующая, в бывшей церкви располагалось небольшое предприятие для выпечки пряников и изготовления карамели. Я тоже ехал по Новой Трассе, а потом лесной дорогой добирался до Старой Трассы и пересекал ее. Хочу вспомнить еще одну Юрьянскую достопримечательность – это очень большую сосну на Новой Трассе. Дорога вдали поднималась вверх, в гору, и на самом верху, на горизонте, росла эта сосна. С нее можно было последний раз посмотреть на Юрью, еще можно увидеть дома окраины. А потом дорога шла уже под уклон. Когда до Юрьи из Кирова стал ходить автобус, а добираться автобусом я любил больше, чем по железной дороге, я всегда ждал этой сосны: «Вот сейчас, вот сейчас будет сосна, а там сразу же вдали увижу свою Юрью!» Наверное, каждый юрьянец в мое время сидел под этой сосной. Кто шел в лес за грибами мимо, кто на рыбалку под Верховино, кто в Великорецкое или другую деревню по своим делам. Сосна не была высока, она на свободе росла вширь. Когда прокладывали шоссейную дорогу Киров-Сыктывкар, кто-то срубил эту сосну. Тогда уже не ходили пешком, а с машины, с автобуса, взгляд не так притягивает сердце к необычным предметам. И не пожалели сосну. Чужаки ее срубили, им не жалко. Да и непонятно, зачем это сделали! При поездке за песком я далеко не доезжал до этой сосны и сворачивал с трассы вправо. Переехав Старую Трассу, я добирался до большого озера в виде подковы, концы которой выходили к реке Великой. По весне мы любили кататься на льдинах по этому озеру. Выбирали льдину побольше, находили шесты подлиннее, и в плавание! Развлечение не очень безопасное, тем более, что вода ледяная, но как-то все обходилось. Очень интересно было кататься на льдине! Чувствовалась мощь большой перемещаемой массы! Иногда за ночь озеро покрывалось тонким льдом, и наш «корабль» подминал все под себя. За озером дорога выводила к Красному Яру, а там и до Черного Яра близко. За день я делал два рейса. Сознаюсь, хотелось иногда, да часто, распрячь лошадь, выкупать коня, да и верхом покататься. Но чувство ответственности и доверие взрослых не позволяло это делать. А, может, я просто трусил. Вдруг узнает конюх и накажет. Да и умения купать лошадь – не было, вдруг лошадь утонет. Но, надо сказать, когда самостоятельно держишь вожжи в руках и выполняешь нужную работу, тогда сразу взрослеешь. И не только в собственном сознании, но и в отношении к тебе окружающих. Если бы я просто прошел по этим мальчишески не дружелюбным улицам, меня бы попытались обидеть местные пацаны, а то и подраться со мной. А, когда за работой, нравственно это не позволялось. Конечно, мне очень повезло, что я нашел себе такую работу. Но возле «заготзерновской» конюшни мы «вертелись» с детства, и там нас хорошо знали. Кроме того, мой отец работал в заготзерно завскладом. Иногда за песком мы ездили на двух подводах, с Игорем Чащиным. Так было, конечно, веселее. В хорошую погоду, нагрузив телеги, мы успевали искупнуться перед обратной дорогой. НАШИ ДЕТСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ Всего лишь попытка… Но вновь я такой, Как в юные дни. Думаю: «Если б друга найти, Все ему рассказать!» Исикава Такубоку. Хочется мне рассказать о наших детских играх, как мы играли, как развлекались. Часто смотрю на современных городских детей, да наблюдал в свое время и за своими дочерями, - скучные у них игры, какие-то однообразные. Но, скорее всего, я здесь не прав, нужно эти дела рассматривать как бы изнутри детского коллектива, с учетом детской психологии. Но вот та же игра в прятки, и мы любили, и сейчас дети любят. Но в городе, где прятаться, в подъезде, да за углом дома, может, за припаркованными машинами. А в наше детство – это и ряды хлевов, и кучи навоза, сеновалы, дровяники, поленницы, колодец, склады. Да еще десятки мест, где прятаться. Ну, в прятки дети всегда играли, испокон веков. Расскажу о других играх, постараюсь в их очередности по мере нашего взросления. Игра в «чиж-палку». Брались длинная и коротенькая палки, последняя – это чиж. На ровной площадке вырывалась не глубокая лунка, на которую поперек клался чиж. Играют два человека, один водит, а другой находится в игровом поле. Цель игры – как можно дольше быть ведущим, водить, быть у лунки. На первом этапе, шаге, игры длинной палкой ведущий подцепляет чиж в лунке и старается выбросить его как можно дальше в поле. После чего кладет палку поперек лунки. Игрок в поле старается поймать в воздухе чиж, в случае удачи он меняется местом с ведущим. В противном случае с места, где упал чиж, он его кидает и старается попасть в палку на лунке. Если это случается, игроки опять меняются местами. Следующий шаг в игре – ведущим игроком чиж подбрасывается в воздух и затем на лету ударяется палкой в сторону игрового поля. Игрок в поле опять старается поймать чиж в воздухе или попасть в палку на лунке. Следующий шаг – ведущий опять подкидывает в воздух чиж, легким вертикальным ударом палки повторяет подкидывание, и уже следующим ударом посылает чиж в игровое поле. Может быть были еще шаги в игре, но я их уже не помню. По договоренности после некоторого времени или периодов в игре игроки могли меняться местами. Примерно в этом же возрасте, в пять-семь лет, мы очень любили катать колесо крючком особой конструкции. Куда бы мы не шли, если руки свободны – эта «игрушка» была всегда с нами. У каждого мальчишки – своя. Колесо – лучшим был обыкновенный не толстый металлический диск диаметром десять-двадцать сантиметров. Крючок делался цельным из толстой проволоки, с длинной ручкой и перевернутой буквой П на конце. Этой проволочной фигурой захватывалось катящееся по земле колесо и поддерживалось его движение. Я думаю, устойчивое движение и вращение колеса обеспечивалось гироскопическим эффектом. Позднее, с возрастом, эта игрушка была заменена тачкой, а еще позднее – велосипедом. Очень мы любили игру, которая напоминала или была той, которую называют русской лаптой. Не помню ее правила, но помню: у каждого игрока была своя длинная палка, на земле проводилась черта, от которой и к которой эти палки бросались. А вот больше, к сожалению, из этой игры я ничего не помню. Примерно в это же по возрасту время мы любили еще другую игру, вот какую. На большой площадке вычерчивались на земле круги по количеству игроков, кроме одного. Этот один водил в игровом поле. Другие игроки каждый находился в своем круге, кругами в процессе игры можно было меняться, перебегая, только чтобы игрок в поле не занял свободный в какой-то момент круг. В игре использовался мячик небольшого диаметра. У каждого игрока в круге в руках была дощатая лопатка с ручкой. Игрок в поле старался мячом попасть в игроков в круге, а те в свою очередь, старались лопатками отбить мяч как можно дальше. Можно было выбегать из круга, чтобы подальше отбить мяч и заставить игрока в поле подольше побегать. Но так, чтобы не потерять свой или свободный круг (когда ими меняешься). Эта игра хороша была еще тем, что не регламентировала количество игроков: пришел новый игрок, черти и занимай дополнительный круг. Только прежде «отвадь» игроком в поле. Должен сказать, что в играх на улице общих игр у девочек и мальчиков не было. Другое дело – в общем коридоре в холодное осенне-зимнее время, здесь играли в общие игры, в фантики, в испорченный телефон, в дочки-матери, где находилось и нам, мальчишкам, место и т. п. Но на улице играли, как правило, без девочек. Не потому, что девочек не принимали, просто они в мальчишеских играх участвовать не хотели. Ну, в прятки – там играли все вместе. Да просто баловаться в снегу – тоже вместе. Зимой, а особенно ранней весной, любили играть в «шпаги». Все честь по чести, делали деревянные шпаги с защищенными рукоятками, эфесами, фанерные щиты, и «мушкетерили» на навозных кучах. Хорошо, что никому не выкололи глаза! О глазах уж очень переживали наши родители. И периодически старались запретить нам эту игру. Весной, когда образовывались на солнышке сухие площадки, очень любили играть в запрещенные игры, на деньги. Для этих игр находили укромные места, где нас не могли увидеть родители, а особенно – учителя. Если попадешься – верное снижение в табеле успеваемости оценки по поведению. Распространены были два вида игр на деньги. Наиболее простая – игра «об стенку». Выбирали сухую ровную площадку возле стены и, конечно, ровную стену. Играли монетой одного достоинства, пятаками, например, с оговоренной ставкой. По очереди монетой так ударяли об стенку, чтобы она отскакивала к лежащим на земле монетам партнеров по игре. Игрок выигрывал, если после удара и отскока его монета падала к монете одного из партнеров на расстояние, меньшее или равное расстоянию между вытянутыми большим и указательным пальцами. Это мерялось непосредственно рукой игрока. Если отскакиваемая монета попадала в монету на земле, издавая радующий для ведущего игрока звук, позвякивание, ставка удваивалась. После неудачного отскока монеты ход передавался следующему игроку, а монета оставалась лежать там, куда она попала. Другой вид игры на деньги более известен и встречался в кинофильмах о беспризорниках. Это игра с использованием биты, тяжелым по сравнению с весом монет диском. На ровной площадке на прочерченную на земле линию, на кон, укладывались в стопку монеты от каждого играющего, решкой в одну сторону. Игроки по очереди кидали с определенного расстояния биту, стараясь попасть как можно ближе к черте, с одной ее стороны. Если игрок попадал в монеты, он выигрывал и забирал все с кона. Если этого не случалось, игроки по очереди ударяли битой по монетам, стараясь их перевернуть. Перевернутая монета считалась выигранной. Очередность определялась тем, как удачно кинул игрок биту к черте, до черты Очень мы любили делать тачки, и что-нибудь возить на них. Наверное, все это пришло из арестантской жизни, из ГУЛАГа. Тачки делали сами, колесо подбирали такое, чтобы оно оставляло на земле особенный след. Наибольший интерес представляли косозубые зубчатые колеса. Иногда к колесу приделывали трещотки. Сыночек с тачкой для матерей был хорошим помощником: и овощи, картошку, с огорода привезти, и дров из леса, и травы для животных, и навоз по огороду развести, и многое другое.
Опубликовано 05.02.2013 в 19:10
|
|