12 октября
Сегодня, только что выехав, мы засели на самом перекате и так прочно, что, пробившись часа три, вылезли из воды и греемся теперь на солнце. Послали за лодкой, переедем на берег, будем тащить волоком.
Всю замазку из "Бабушки" выбило, и течет теперь она, как дырявое ведро.
Течь увеличивает осадку; прежде сидела она три четверти аршина, теперь сидит аршин.
Доедем ли и когда?
Наше сиденье на мели кончилось тем, что мы послали за корейцами той деревни, где ночевали, и они, за исключением ругавшего нас, поголовно явясь и раздевшись, полезли в воду и протащили нас по мелкому месту.
Так как денег у нас теперь очень мало, то восемнадцати человекам, помогавшим нам и потерявшим полдня, мы дали только пять долларов, причем около двух долларов из них отходило к китайцу, у которого купили мы канаты, пилу, топор.
Я извинился, что даю мало, а корейцы ответили, что они и этих денег не хотели бы брать, так как пришли помочь своим гостям.
-- Скажите им, что я их очень, очень благодарю.
Лодка отходила.
-- Скажите, что я желал бы когда-нибудь еще раз увидеться с ними.
-- Они просят вас к себе в гости.
Корейцы смеются и смотрят на нас.
-- Скажите, и я зову их к себе в гости.
-- Придем, говорят,-- говорят, северные корейцы стали уже постоянными гостями России и они на будущий год тоже хотят идти на заработки к русским. Очень хвалят русские заработки, Говорят, у русских денег много, а у японцев нет. И что японец иногда несправедливо делает,-- обманывает, значит.
-- Скажите, что, когда мы прощаемся, мы снимаем шляпу.
Когда П. Н. перевел, я снял шляпу, а корейцы руками выражали мне свои приветствия.
-- Кричат: счастливой дороги!
-- Асинчандо!
-- Хе, асинчандо,-- весело повторяет толпа, а мы в палящих лучах нашего летнего солнца уплываем вниз туда, где, кажется, горы сошлись и нет выхода.
Я сижу на корме, смотрю туда и думаю под мирный плеск весел: "Не то же ли и в жизни,-- вот, кажется, заперло что-то все входы и выходы, и конец всему,-- темная ночь, залпы; кажется, ворвались уже ищущие смерти и крови с зверскими выражениями лица..."
Все это уже назади. Только картинка в памяти: в рамке темной ночи горящая фанза и темный лес, освещаемый молнией залпов, и всеми своими изворотами, перекатами и глубинами, берега и горы, притоки и деревни попадают на бумагу.
Я думаю, что если б случилось здесь строить дорогу железную, например, то организация дела должна быть такова: год на изыскания. В этом же году закупка и сосредоточение зимой, в период перевозки, нужных для работ лошадей, скота и запасов: чумизы, кукурузы, рису, ячменя, гаоляна, овса, соломы (сена здесь нет). Закупка постепенная, по пудам, так как запасы ничтожные, да и те кореец ни за что не продаст все сразу. Немножко сегодня, немножко завтра.
Как закваска и школа русский рабочий необходим. Корейцы с большим трудом могут до некоторой степени явиться перевозочной силой. Остальные рабочие в громадном большинстве будут, конечно, закаленные в работе китайцы.
Так как все дело в правильном начале, то, казалось бы, в таком новом деле не следует здесь торопиться и следующий за изысканиями год посвятить этому неспешному началу. А затем, раз клюнет, нахлынут рабочие руки, форсированная работа сама собой явится.
Кра-кра-кра! Это затрещала наша "Бабушка" по камням и так, что я уже думал, что ничего от нее не останется.
Она уцелела, но сваренный для всех суп -- на дне лодки, подбирают куски мяса, но дно лодки грязно.
-- В холодной воде обмыть -- можно есть; чумиза осталась.
Чумиза все: она заменяет и кашу и хлеб. Суп с чумизой, чай с чумизой, завтрак -- чумиза.
Иногда кукурузная каша, но ее едят не так охотно, и холодная она отвратительно тяжела и безвкусна.
Под вечер H. E. подстрелил утку, и мы подплыли за ней к корейскому берегу.
Вдруг слышим -- на китайском берегу пальба и свист пуль мимо.
Наши китайцы подняли отчаянный крик, но, пока кричали, еще несколько раз выстрелили. К счастью, никого не задели.
Оказывается, это солдаты китайские, приняв нас за высаживающихся хунхузов, открыли огонь по нас.
Хорошо еще, что не начали палить из двух ручных пушек, которые вынесли на берег и из которых уже угощали нас раз в этих гостеприимных местах.
Уже, когда мы подъехали к ним на голос, китайцы все еще сомневались и, с сожалением наконец, что так и не успели разрядить своих пушек, понесли их назад в фанзу.
-- Где старший?
-- Старший уехал в город. Вчера на том самом месте, где высаживались вы, высадились ночью хунхузы, мы и считали, что вы их оставшиеся товарищи.
-- Ну хорошо, сообщите вашему начальству, что в Шанданьоне, это ваши места, на нас напали хунхузы и убили четырех лошадей и одного корейца, другого в плен захватили. Имя пленного -- Цой-сапаги. Запишите, мы делаем вам официальное заявление.
-- Его туда не ходит,-- его здесь,-- переводит В. В.
-- Пусть передадут своему начальству.
Военный пункт китайский, откуда в нас стреляли, называется Ян-юн-тоу и находится на Амноке, в сорока верстах выше, вверх по течению от Виверса.
Итак, ночью хунхузы, днем китайские сторожевые пункты.
-- Вы должны были кричать издали нам,-- говорят они нам.
Я вышел к ним с маузером и приказал переводить следующее:
-- Их десять выстрелов не сделали нам вреда, потому что они не умеют стрелять, потому что их ружья никуда не годятся, но я и мы все умеем стрелять, и наши ружья каждое выстрелит в десять раз скорее, чем они все вместе и каждая пуля попадет в цель на полтора вершка. И, сказав, я прицелился и выстрелил в доску десять раз, на что потребовалось не более десяти секунд.
-- И мы уже имеем право уложить вас всех, потому что вы по ошибке первые открыли огонь. Советую поэтому не ошибаться, потому что не всякий отнесется так добродушно, как я.
Впечатление от маузера было громадное: быстрота, сила выстрелов, меткость.
Восторг выражался по-детски: кричали, визжали, хохотали и совершенно не слушали, что переводит В. В.
Свободное копирование
