Рядом на крыльце журфака стояла моя подружка по абитуриентскому лету одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года Зоя Беленко. И она стала студенткой! Но она была сдержанна. Казалось, что у неё не могло быть иначе. Хотя на какое-то мгновение и она поддалась моему настроению. И нас враз с ней захлестнули прекрасные хлопоты. Мы ведь так боялись не успеть сделать все необходимые дела к первому сентября. А дел было много.
Надо было ехать домой, сниматься с комсомольского учёта, рассчитываться с работы, собирать вещи и переезжать на жительство в столицу. Дорога, обходные листы, нужные покупки… Не знаю, кем и где работала Зоя, а мне предстояло передать всю библиотеку по книжечке в другие руки. А это не шутка: за каждую книжку отчитаться, а их было больше пяти тысяч экземпляров, свериться по ценам, по книгам, по каталогам. И в комсомоле надо было передавать все дела. И я очень волновалась, что не успею и буду сразу же отчислена за опоздание на учёбу.
Зоя жила, как и я в то время, на юге. Нам с ней было по пути: мне до Ростова-на-Дону, а ей дальше – в Краснодарский край, город Белореченск. Ещё продолжалось время летних отпусков, у школьников заканчивались каникулы, у студентов начинались занятия. Обычных билетов на поезд не было. И нам с ней достались места в мягком вагоне. Я не могу сказать, что это был именно СВ – спальный вагон, в котором потом во взрослой жизни мне приходилось несколько раз поездить. Но я прекрасно помню своё удивление: полки были мягкие – можно спать и без матраса – и обтянуты они малиновым бархатом. И кроме нас с Зоей в купе никого не было: то ли потому, что оно действительно было на двоих, то ли потому, что не всем было по карману. Мне деваться было некуда: не пойдёшь же пешком до Ростова.
Мы ведь с Зоей уже были не простыми девчонками из сельской местности, а взрослыми степенными девушками, студентками самого лучшего вуза на всей земле – МГУ! И самого лучшего в этом вузе факультета – журналистики! Всю дорогу мы только и говорили, что о нашем университете, о нашем факультете, и как здорово мы теперь будем там учиться. И чуть ли не клятвенно давали друг другу обещания учиться только на «отлично». Чтобы получать только повышенную стипендию и не висеть на шее родителей.
Тут меня обстоятельства угнетали больше, нежели Зою. Я с горечью думала, как же мне учиться, если я точно знала, что мне стипендии в первом семестре не будет. На вступительных экзаменах, хотя я и перебрала лишние баллы, у меня получилось две тройки и две пятёрки. За тройки, да ещё две, стипендии не дадут, уж точно. А как мне жить – я не ведала. Родители достраивали свой «финский» домик из щитов – у них каждая копейка на счету. Тётя после операции часто болела. Своих сбережений у меня не было. Это омрачало моё настроение. А основания горевать были и впрямь серьёзные: где брать деньги в первом семестре. Но я готова была и голодать, и отказывать себе во всём, но ни за что бы не оставила университет. То, что у меня впоследствии будет стипендия – я не сомневалась. У меня не было выхода: учиться плохо, на тройки, я не могла. И первый семестр мне приходилось несладко. Тем, кто получали стипендию, а она была в сорок рублей, родители добавляли от двадцати до полусотни рублей, и это уже был хороший прожиточный минимум. А мне мама присылала только тридцать рублей, десятку присылал мой двоюродный братец Володя Лазарев из Приморья, где он работал по распределению после окончания техникума, да по десятке сбрасывались и присылали мои тётя и бабушка. Шестьдесят рублей, конечно мало, но жить и на них было можно тогда. Правда, мы не вели своего хозяйства, питались в столовой. Но это, наверное, и хорошо, что мне приходилось экономить: моя подружка Зоя позволяла себе обед из пяти блюд, а я только из трёх. Она была пухленькая, а во мне было сорок два килограмма. Для здорового образа жизни это было неплохо. Но голод – не тётка. К тому же от столовских борщей на уксусе открылись желудочные болезни. Но что в молодости знает человек? Только неистребимая вера в светлое будущее, осознание того, что столь скромное материальное содержание – временное явление, и это всего лишь предтеча, предопределение нашего потрясающего будущего. Это и не давало впадать в уныние, и совсем не порождало зависти к более устроенным сокурсникам. Наоборот, такие трудности закаляли и делали нашу веру в то, что нас ждут только звёздные пути, непоколебимой.