Гораздо больше воспоминаний осталось о Ващихе и её дочери Надежде. «Тёть Груня» часто угощала мёдом, которым и накормил меня отец. Она же была для мамы доброй собеседницей и спасительницей: и мамы и меня. Отец мой был в Беслане на каких-то курсах, когда я запросилась на свет. Наша будка стояла на перегоне, вдали от посёлка Алпатово. И я появилась довольно скоро – мне противна была теснота материнского туннеля жизни. Это случилось дома на кровати с панцирной сеткой и блестящими шариками на боковинках. Ващиха принимала роды. Спасибо ей, моей главной повитухе. Потом приехала машина и увезла нас с мамой в роддом в Моздок – ближайший от этой будки пункт, хотя это была уже другая республика. Но тогда главнее всех был Советский Союз, и отказа не было. Я представляю, что было бы сейчас, в наши дни, случись подобная ситуация. Надо сказать, что появилась я на свет ранним утром 5 декабря в день Конституции, праздник, в который никто не работал тогда. Наверное, я настырно лезла на свет электрической лампочки – поэтому в моей памяти красный свет в глазах.
Мама всегда эмоционально рассказывала мне историю из моего раннего детства, которую я абсолютно не помню. Место действия – та часть будки, где жили Ващенковы, а точнее, их сени. Время предпасхальное, мне примерно два с половиной года, а то и того меньше – только научилась быть самостоятельной. Мама мне купила нарядный синий капюшон из плюша. Это было такое пальтишко-реглан, рукава на резинке, на голове капюшон тоже на резинке. Если куда и поддувало, то снизу. Но там были шароварчики из синей фланели. На солнце моё одеяние блестело цветом глубокого неба по весне.
Хороша была Катюша! А главное – самостоятельна и одержима духом исследования и познания мира. Пока маменька горячо обсуждала с «тёть Груней» последние степные новости о кизяке и предстоящей Пасхе, я подошла к большому ситу, доверху наполненному яйцами, приготовленными для крашения их в малиновый окрас. Наверное, одно яйцо покатилось и, упав на пол, разбилось. Странно, что никто не заплакал: ни дед, ни баба, да и курочки Рябы не было нигде. Тогда я решила ещё побыть немного мышкой, и сталкивала на пол яйца до тех пор, пока они не кончились. Мама с «тёть Груней» беседовали где-то в комнатах. Мне никто не мешал. Я взяла совок и вышла во двор, набрала в него песка пополам с соломой и понесла замешивать тесто для пасхального кулича. Не надо было особенно напрягаться, битые яйца вместе со скорлупками растеклись по полу сеней. Месить «тесто» было приятно, но скучно. Меня привлекли бидоны и кринки. Я набирала в ладошки «теста» и делала новое блюдо, опуская его в ёмкости с молоком и сметаной. А мама с «тёть Груней» продолжали беседовать. Справедливости ради надо сказать, что временами мама удивлённая странной тишиной, вопрошала:
– Ой, где там моя Катька?
А тёть Груня ей всякий раз отвечала:
– Не волнуйся, она с Надеждой.
Знала бы старая Ващиха, что Надежды со мной и в помине не было, наверное, озаботилась бы тоже, где это соседская малышка ходит и чем занимается. А так, их беседа продолжалась мирно и беспечно, как может быть между добрыми соседями. Мне нечем было замешивать моё «тесто» в бидонах и кринках, и я с огромным удовольствием делала это руками, глубоко погружая рукава блестящего небесного цвета пальтишка в грязное молоко. Меня застукали! Кажется, Надежда встрепенулась и вспомнила обо мне.
Как ни странно, дружеские отношения между соседками не нарушились. Мама рассказывала потом эту историю нам с братиком раз десять, и всякий раз с восторгом от моих действий. Я всегда чувствовала себя героиней, поэтому и просила часто:
– Мам, а расскажи, как я в молоко влезла в пальто.
Эта история была вместо передачи «Спокойной ночи, малыши». Телевизора не было, сказок мама знала не очень много, а эту историю, можно сказать, семейное предание, она рассказывала всякий раз с новыми деталями.
Вот и вся моя малая родина. Мы действительно жили как будто на Луне. Наш островок в «голом степу» был примером дружеского сожительства семей на столь малом пространстве. У меня в альбоме есть две фотографии симпатичной конопатенькой девушки лет восемнадцати с роскошными пушистыми волосами, это и есть Надежда Ващенко.
«Моим соседушкам Маше и Кате на память от Надежды», – написано на обороте одной из них. Знаю, что потом, когда мне было лет восемь, мы с мамой ездили в станицу Ищерскую, куда перебралось семейство Ващенковых на новое жительство. Мы тогда уже жили в Калаче. А наша будка, бывшее пристанище нескольких семей железнодорожников, разрушилась от близкого соседства с железной дорогой, по которой и днём и ночью двигались длиннющие эшелоны с нефтью. Ведь это было в Чечне.