Попасть в Артек можно было, если пригласят на слёт юных корреспондентов, который почти каждый год там проводился. И я решила написать в «Пионерскую правду», чтобы начать как-то публиковаться и быть юнкором. А вдруг, да и пригласят потом на слёт в Артек? Я ещё не знала, о чем пишут в газеты, поэтому решила послать свои стихи. Они были про цветы, самые первые, написанные в пятом классе, и так никому никогда больше и не показанные.
Подорожник у дороги
Раскачался, как шальной,
Нам всем кланяется в ноги
Своей белой головой.
Или:
Одуванчик, как солдатик, стал возле забора.
Он красуется своим головным убором.
И ещё:
Белая ромашка
Расцвела вчера
Спешит к ней букашка,
Летит и пчела.
Мне пришел ответ – отпечатанная типографским способом листовка-памятка на тему, как пишут стихи. Очень тактично, очень вежливо мне дали понять, что писать стихи мне не надо.
Я эту листовку просто так взяла и сохранила. На фирменном бланке перечислены все титулы этого издания:
«Пионерская правда». Всесоюзная ордена Ленина и ордена Трудового Красного знамени газета пионеров и школьников. Орган Центрального Комитета ВЛКСМ и Центрального Совета Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина.
Дорогой друг!
Очень хорошо, что тебе захотелось написать стихи. Значит, что-то тебя взволновало. И пусть пока твои стихи получились не очень удачными – не огорчайся…»
В общем, из этой листовки мне сразу стало ясно, что у меня плохие стихи, а хорошие – такие, как у Пушкина или Маршака, мне никогда не написать. Это была первая казённая отписка, которой отбивали руки сразу у всех юных поэтов. Листовка была анонимная, без подписи. Ведь сидел же кто-то и сочинял эту гильотину для начинающих поэтов:
«…Тысячи стихов присылают ребята в редакцию, а для печати мы выбираем только самые лучшие – интересные и складные…».
Конец этой листовки прямо призывал больше стихов никогда не писать:
«Желаем тебе хорошо учиться и весело отдыхать».
Тогда я решила действовать по-другому. Я начала задавать вопросы: про Артек, про Лену Проклову – просила её адрес, она была моей ровесницей, но уже известной артисткой кино, – на которые мне присылали какие-нибудь казённые ответы:
«Советуем тебе обратиться в Артек по адресу…»
или:
«У нас нет адреса Лены Прокловой».
Ещё, например, я спросила, отчего мерцают звёзды. И тут мне прислали пространный ответ о том, что в атмосфере гуляет ветер, который колеблет слои атмосферы, и от этого, якобы, и мерцают звёзды.
Сейчас я думаю, что это глубоко не так.
Звёзды, как люди, вспыхивают, сгорают, зажигаются, гаснут; у них, как и у людей, происходят внутренние взрывы энергии, которые выплёскиваются наружу. Последствия человеческих вспышек называют истериками, а звёздных – протуберанцами. Звезда – это тоже живое тело. Ровно гореть звёзды не могут, как и люди не умеют жить ровно, поэтому и мерцают: и звёзды – как люди, и люди – как звёзды.
Само это длинное письмо из «Пионерской правды» на моё имя стало сенсацией, чуть ли не на весь Калач, а то, что в классе оно произвело фурор, подтверждает и такой эпизод, который случился почти тридцать пять лет спустя.
Когда через много-много лет, в Воронеже я вдруг встретилась со своим одноклассником и соседом по парте Сашей Бреховым, ставшим степенным человеком, деканом подготовительного факультета Технологической академии, начались взаимные ахи-охи по поводу быстротечности времени, а также и расспросы, где и чем кто занимается. Я ему сказала, что издаю газету.
– А-а-а, так ты же ещё со школы писала в разные газеты. Помнишь, ты там про звёзды что-то спрашивала, и тебе из «Пионерской правды» ответ пришёл?! Про их мерцание…
Боже мой! Оказывается, не только для меня одной это письмо было значительным и запоминающимся.
Свободное копирование
