- Мы с отцом отправились в «Изумруд», но зашли в магазин не сразу, а сначала присели в тенёчке во дворе дома, - рассказываю я сыну.
            - Выпить? – усмехается Ваня.
            - Собраться с мыслями.
……………………………………………………………………………………………………
 
…Та девочка Руфиною звалась. 
И проживала рядом, за Степною. 
Не помню всех подробностей, но власть 
она всегда имела надо мною 
и всю ее использовала всласть! 
Уже не помню глаз, и губ, и рук. 
Всё отошло, осталось только имя, 
как будто бы хрустальный, тайный звук, 
смущение мгновенное - а вдруг 
мы перестанем зваться молодыми! 
Та девочка... Да вовсе ничего 
и не было. Была, росла, пропала. 
И я её припомнил оттого, 
что это имя вновь ко мне припало…
 
            Как произошло знакомство поэта Бориса Попова с продавщицей ювелирного магазина, я себе не представляю. Ну не могли в «Изумруде» проходить  встречи с литераторами и художниками. В книжном магазине «Глобус», который находился в этом же доме – ещё куда ни шло, но об этом очаге культуры история умалчивает.
Представить, как Борис заходит в «Изумруд» и подбирает себе новую золотую печатку и запонки или стильную серебряную серьгу в ухо – тоже нонсенс: дорогостоящие побрякушки были ему не по средствам. Общих знакомых у них, как выяснилось, тоже не наблюдалось.
Обратимся же к картине,  нарисованной самим художником:
 
День стоял в седой полуде. 
От жары газон горел. 
В распроклятом «Изумруде» 
Я Руфину усмотрел. 
Средь агатов и алмазов, 
И подделок под алмаз - 
Я её приметил сразу. 
У меня хороший глаз. 
Из какой же ты породы - 
Ведьма или ангелок? 
От порога до порога 
Меня ветер доволок! 
Среди этих украшений - 
Хоть все залы обойди - 
Вожделеннее мишени 
Знатоку и не найти! 
 
            В ювелирный салон идти мне совсем  не хотелось - но Борис настаивал.
            И вот мы в «Изумруде». Стараясь сохранить решительность и твёрдость,  прошёл он к Руфине  – черноволосой красавице, топчущей периодически посадки Ольги Бусс. Не желая вмешиваться, я остановилась на входе.
 
…и вновь 
К тебе возвращаюсь, а чайник заране заварен. 
И я говорю - просыпайся, голубка моя и любовь, 
Ты будешь пить чай, а я буду играть тебе песни на нашей кифаре. 
Как Дафнис и Хлоя... но там не бывает зимы. 
И эта идиллия нам не подходит, наверно. 
А коль подошла бы, то это бы были не мы…
 
            Не испытывая к этой красивой, ухоженной женщине никакой ревности (мне было только двадцать пять, и впереди у меня была целая жизнь!), я даже прониклась к ней некоторым сочувствием:
 
Много хлопот у женщины сорока лет: 
встать чуть пораньше, подкраситься, к сроку сварить обед. 
Мужа воспитывать, дочку любить и ждать. 
Ах, эта ссорная сорокалетняя благодать! 
……………………………………………………………………………………………………...
 
            –  По законам жанра, она должна была бы выплеснуть мне в лицо стакан воды, говорю я.
            –  Мам, да откуда у неё за прилавком вода, - возражает сын.
……………………………………………………………………………………………………...
 
            Если бы описываемые события происходили в наши дни, возможно, что вода всё-таки нашлась бы. И Руфина бросилась бы ко мне и вцепилась в волосы, чтобы выдрать прядь и изготовить куклу для низведения молодой соперницы, или даже - чем чёрт не шутит! - вызвала бы Бориса Попова на детектор лжи к самому известному в России полиграфологу Роману Устюжанину. Согласился бы Борис принимать участие в программе «На самом деле»?
 
Ты столько красного надела, 
сжигая тело. 
И вот пришла, как ты хотела, - 
ночь без предела. 
 
А за окном лишь снег летящий, 
простор безмерный. 
...Здесь нету жизни настоящей 
без нас, наверно. 
 
Ты столько красного надела - 
спалим друг друга. 
Взлетим вдвоем над индевелой, 
сквозной округой. 
 
Дмитрий Шепелев вопрошает Бориса Попова, указывая на Руфину:
–  Вы любите эту женщину?  
– Борис, смОтрите перед собой. Отвечайте только «да» или «нет», - говорит Роман Устюжанин.
 
Колодец ночи нем и глух, 
глубок и влажен. 
Пусть тополиный тонкий пух 
на плечи ляжет, 
на плечи нежные твои... 
Прощай, Руфина! 
Отпели наши соловьи 
непоправимо. 
 
Роман Устюжанин:
            – Хорошо, мы идём дальше. Вы любите Светлану?
            И Борис отвечает, повернувшись ко мне:
 
Я ревную тебя к холодам и к жаре, 
к перегляду подруг, тяжело, беспричинно. 
К перекрёстному граду, к протяжной заре 
и к любому прохожему — если мужчина.
 
            Дмитрий Шепелев продолжает приподнимать завесу тайны:
            – Вы хотите задать свои вопросы, Светлана? И главный вопрос – любит ли Борис эту женщину, сидящую напротив Вас?
Нет, не хочу, как бы иронично ни улыбалась сейчас блистательная Сабина Пантус. Даже если за кулисами находится ещё одна женщина - и уже через мгновение она войдёт в эту студию…
            Я  постаралась бы уберечь Бориса от участия в этом шоу. Любовь – это, прежде всего, свобода, никак не обладание. Состояние влюблённости и восхищения нужно поэту как воздух. Иначе ему не пишется.
 
            Хотя, конечно, вопросы к Борису у меня есть.
И первый из них – как получилось так, что стихотворение «Попытка прощания», опубликованное с посвящением С. Гладковой во второй книге «Под знаком Весов» (1993),  в третьей книге («На уровне разлуки», 1994) напечатано с посвящением Руфине? А из третьей книги Николай Якшин, редактор серии «Литература Магнитки. Избранное» перетащил это посвящение в четвёртую книгу «Вторая половина четверга» (2008).
 
Ну, насчёт Якшина вопросов у меня нет – видимо, отбирал стихи для серийного сборника по третьей книге, особо не озаботившись тем, чтобы просмотреть первую и вторую, связаться с правообладателями и уточнить детали, возможно, попросить что-нибудь из архивов, не вошедшее в прижизненные издания. Ладно, как есть, хотя сборник получился и не лучший. А по третьей книге у нас что –   техническая ошибка или сознательно сделанная правка?
Помню, мы обсуждали этот вопрос с Ильясовым. «Такое бывает, - сказал он мне. В смысле, поторопились, где-то что-то перепутали, не перепроверили. А исправлять уже поздно».
 И добавил:
– Ну не идти же на кладбище предъявлять претензии к памятнику?!
 
После памятного похода в «Изумруд» Руфина более не появлялась в нашей жизни.