На другой день около полудня мы въехали в Одессу. Жар был палящий, пыль удушающая, город казался пустым. Высокие дома из серого камня, с опущенными на окна зелеными жалузи, произвели на меня неприятное впечатление. Тут конец нашего странствования, тут ждет нас новая жизнь; здесь все нам чуждо, думала я, проезжая по пыльным улицам Одессы, и со дна души поднялась какая-то давящая грусть, которая росла, росла и превращалась в робость, в тоску.
-- Куда прикажете ехать? -- спросил ямщик.
-- На площадь, где памятник Ришелье, там в гостиницу против бульвара, у моря, -- отвечал Вадим.
В гостинице нам дали две просторные комнаты с передней, роскошно меблированные, одними окнами они выходили на площадь, другими на море. Разобравши вещи, уложивши спать Сашеньку в отдельной комнате, мы раскрыли окна на море, -- сели у окна и не могли оторвать взоров от синевшего, едва волнующегося моря.
Суда различной величины, дымящиеся пароходы неслись к берегам Одессы и отплывали от нее; едва касаясь воды, реяли легкие лодочки рыбаков.
Из-под дальнего горизонта, прямо против окна, показалась темная точка, я стала в нее всматриваться, точка увеличивалась, меняла форму и превратилась в огромный фрегат; фрегат на всех парусах летел к Одессе.
Спустя несколько дней мы наняли довольно, большой отдельный дом. Он принадлежал Е. П. Гардинскому, человеку очень умному. Е. П. сблизился с Вадимом и так заинтересовался приготовлявшимся изданием "Очерков России", что, располагая по делам своим переселиться в Петербург, предложил Вадиму заняться там печатанием его издания.
Вадим охотно согласился и стал еще с большим увлечением готовить статьи и рисунки, которых и без того было достаточно. Новые статьи писались и получались от желавших участвовать в "Очерках России". Молодой человек из харьковских мещан, приехавший с нами в Одессу, имея хороший почерк, занял у Вадима должность письмоводителя.
Свободное копирование
