Ранение - 3

ППГ расположился в молодняке леса, который просматривался насквозь. Разумеется, никаких зданий или даже палаток здесь не было. Ездовой передал меня дежурному, просил известить начальника ППГ. Его разыскали, он подошел ко мне (я лежал на земле), посмотрел и сказал: "Товарищ начальник, у меня нет ни коек, ни носилок, ни транспорта. Пять тысяч раненых лежат на земле. Вы будете пять тысяч первый". - Затем добавил: "Ничем помочь вам я не смогу, при всем моем желании". "Сделайте меня пять тысяч первым, - сказал я ему, - чтобы не валялся одиночкой, я не хочу, чтобы вы меня выделили: какая судьба у всех раненых, такой пусть будет и моя!". Пока мы разговаривали, к нам подошел один пожилой военврач с козлиной бородой и говорит: "Товарищ начальник! Раз вы ранены, я вам уступаю одноконную под­воду, на которой я все время ехал, а сам пойду пешком. Но я должен предупредить, что на подводе мины! Вы будете ехать на минах! Если согласны, пожалуйста, займите подводу, она здесь, рядом". Я был тронут и глубоко благодарен ему за такой благородный поступок, но хорошо знал, что при близком взрыве снаряда или выстреле из орудия, не исключена возможность взрыва мин от детонации. Я все же согласился ехать на подводе, так как мое ранение не поз­воляло мне ходить или стать на ноги на короткий срок. Поэтому в условиях полного отсутствия санитарного транспорта, в окружении, при отсутствии даже костылей, я был совершенно беспомощен, и не было перспектив выйти из окружения. Я вновь поблагодарил этого врача, и меня подняли и положили на подводу с минами, которых, впрочем, я не видел, так как они были покрыты брезентом. Наступила ночь, была тишина, стрельба прекратилась. Я уснул, проснулся рано. Начинался рассвет. Где-то впереди, в той стороне, откуда вчера меня привезли в этот ППГ, машины пришли в движение, стали выходить на дорогу, держа курс на Восток. За машинами вперемешку пошли подводы. Моя подвода шла за какой-то полевой кухней. Сзади моей подводы шла грузо­вая машина, но я не знал, с каким грузом. Было отрадно, что весь транспорт шел спокойно: никто никого не перегонял, как это бывало иногда в другие дни. Двигались навстречу утренней заре, организованно и с надеждой. Это было 13-го октября 1941 года. Почему-то вдруг вспомнил 13-е число в апреле 41-го, когда я выступал с защитой диссертации в Москве, а добрая Елена Андреевна Корж, чтобы подбодрить меня, сказала: "13-е число - это мой "счастливый день", сегодня я уступаю его Вам, пусть Ваша защита будет успешной!" Она и была успешной. Но сейчас нет Елены Андреевны, кто же пожертвует свой удачливый день, чтобы помочь мне выйти из этой сложной обстановки?