Воспоминания. Гражданская война. 1918-1919. - 12

Было 12 часов ночи. Все в деревне спали. Я побежал в избу Эмирвали, мы захватили ещё его брата чёрного Халила и побежали вниз. Жена уже учла необходимость отъезда и всё, что ей казалось нужным, собрала в чемодан и тюки. Я побежал, спрятал в лесу бумаги, закопал кое-какие вещи, написал бумагу для подписи Эмирвали, которому я предоставлял пользование имением за время моего отсутствия, и мы через 10 минут, забрав детей, побежали с вещами в гору, оставив дом с открытыми окнами, дверьми, корову, лошадь… Всё…

Будет или не будет автомобиль?? На наше счастье, шофёр оказался честным и храбрым. Навалили вещи, погрузили детей. Тут вдруг чёрный Халил выходит и говорит: «Теперь давай мне 150 рублей; время, что мы были у вас, господ, рабами, прошло, недаром тебе таскали сто пудов в гору, давай деньги». Я дал из скудных денег 80 рублей, на что Халил сказал, что остальные он «в таком случае сам возьмёт» с дачи, «не беспокойся, сумею взять своё, не те теперь, слава Богу, времена настали».

Шофёр тронул и мы покатили. Однако, несмотря на поздний час, большевики в деревнях решили захватить власть, и всюду стояли люди группами на улице и в воротах. Мы полным ходом проскакивали, причём я в обеих руках держал револьверы.

До Ялты доехали. Пароход не ушёл. К.О. нашли. На какой-то французский пароход нас пустили, который рано утром должен был уйти – куда, мы не знали. Нам казалось, что мы пока спасены, но я знал, что это ещё не спасение, а скорее лишь начало гибели. Тут для нас оставалось три возможности: поехать в Новороссийск, оставаться в Ялте или уехать на пароходе, уходящем в Севастополь, т.е. в другой пункт Крыма, находящийся в том же положении, как и Ялта.

 При моём понимании того, что добровольцы не в состоянии удержать власть, поездка в Новороссийск казалась мне верной гибелью, и мне оставалось выбирать между Ялтой и Севастополем. На мол пришёл бывший «маргариновый» Гродненский гусар Ковако, Ялтинский земский начальник. «Что Вы будете делать?» «Я остаюсь». «Как же, ведь Вас убьют?» «Это лучше, чем умереть с голоду». «Это верно». «А может и не убьют». «Не думаете ли Вы, что и мне следовало бы остаться?» «В деревне нельзя, а в городе? отчего же?» «Если бы было какое-нибудь место пролетарское, я бы поступил бы». «А у меня дворник на днях ушёл. Хотите поступить в дворники?» Искушение было большое. Наконец, я решил испробовать последний шанс в Севастополе, а если оттуда не удастся уехать за границу, то на подводе вернуться не в Биюк Савва, а в Ялту к Ковако. Так мы и сговорились.

Около 10 часов мы ушли в море. Второй раз мы спасались с этого же места от большевиков, - но какая разница в положении. Тогда это был настоящий бой и игра ва-банк – зато впереди верное спасение. В этот раз это было бегство от невидимой опасности, но на верную гибель со всем семейством.

Т.к. слух о захвате власти в деревнях не оправдался, и т.к. мы забыли сделать несколько важных распоряжений в Биюк Савва, наконец, т.к. лошадь наша была в Ялте, то мы отправили К.О. верхом на Биюк Савва. Оттуда она на подводе должна была поехать на Севастополь, где мы должны были встретиться на молу. Такая комбинация казалась нам не слишком рискованной, т.к. население Байдар и прочих деревень было нейтрально и политикой не интересовалось в отличие от городов на южном берегу.

Каков же был мой ужас, когда мы пришли в Севастополь, и я узнал, что французский комендант объявил Севастополь в осадном положении и приказал никого через заставы не впускать, а открывать огонь по приближающимся. Вместо заботы о спасении семьи появилась ещё и ответственность за К.О. Я после бесчисленных поездок добился того, что на заставу передали приказание её пропустить, - но ведь ясно было, что она, узнавши о приказе, даже не посмеет подъехать к Севастополю.

Что же касается нашего отъезда, то дело приняло совершенно безнадёжный оборот. Французы объявили печатными листами, что французское правительство распорядилось никого из русских не пускать за границу, и лишь французские подданные, получившие специальное удостоверение, могли грузиться на пароход, отход которого, однако, был назначен на один день после того срока, к которому французы объявили переход власти к большевикам. Единственное спасение было попасть на такой пароход или на броненосец. Это было с детьми невозможно. Однако, я решил делать невозможное.