Украина. Начало семьи

Вступление

При воспитании детей, взрослые, чаще дедушки с бабушками, рассказывают им забавные или поучительные истории из своей жизни, показывают семейные реликвии. Но эта информация проходит как бы промежду прочим, дети обычно не запоминают подробности, даты, имена. Вот и я до участия в конкурсе «Мемориала» не задумывалась о том, что отрывочные знания о жизни моих предков как-то соотносятся с жизнью страны в целом. Область моих знаний ограничивалась школьными рефератами и сочинениями на тему войны. Уже не раз в этих сочинениях я «эксплуатировала» фронтовые письма прадеда, которые и на этот раз хотела сделать центром своего рассказа. Начав собирать дополнительный материал к знакомой теме, я обнаружила, сколь много «живой истории» так долго лежало у меня «перед носом», а я даже не догадывалась о ее существовании. И фотографии, и архивные справки, и дипломы с аттестатами, и, конечно, память родственников, которая порою кажется бездонной. С интересом, пробудившемся во мне, я начала закрашивать белые пятна в собственных познаниях истории семьи. Записывала устные рассказы, звонила родственникам в другие города и государства, посылала запросы в архивы, искала фотографии. И даже прочтение мною старых прадедовских писем стало теперь совершенно иным, не отвлеченным понятием, а голосом родного и близкого человека, обращающегося в том числе, и ко мне.

Итак, ХХ век. История моей семьи по материнской линии (см.приложение1).

История семьи Довбня, рассказанная моей бабушкой.

В 1929 году на хуторе близ села Таранушичи (ныне – с.Кирово) Кобелякского района Полтавской области на Украине поженились мои прародители – Иван Андреевич Довбня и Василина Яковлевна Тихоненко.

Василина Тихоненко. Хуторянка.

Василина родилась в 1911 году на хуторе и была дочерью кузнеца Якова, старшим ребенком в семье. Ее родная мать, имя которой неизвестно, родив еще троих детей – Гаврилу, Фросю, Дашу, утонула в озере вскоре после рождения последней в 1913 году. Яков женился снова. Мачеха моей прабабушки привела одного ребенка (сына Ваню) и родила еще троих детей: Шуру, Катю и увечную Галю.

Иван Довбня. Хуторянин.

Иван Довбня родился на соседнем хуторе в 1909 году. Отец его, Андрей, был призван в армию в 1914 году в Первую мировую войну и пропал без вести. Как память о нем в семье оставалась лишь единственная фотография (не сохранившаяся до настоящего времени), на которой он был в военной форме, фуражке и сапогах. Мать Ивана, Василиса, работящая и волевая женщина, самостоятельно справлялась с немалым хозяйством. На хуторе было 40 га земли, мельница и молотилка, крупный и мелкий скот (см.приложение2). А детей в семье было четверо: девчонки Аришка и Харитына (р. в 1903 и 1906 гг.), мальчики Иван (мой прадед, р.1909) и Петр (р.1912). Несмотря на то, что рано осталась вдовой и держала большое хозяйство, Василиса всем детям смогла дать начальное образование, сама на телеге возила их в деревенскую школу.

Украина. Начало семьи.

Иван и Василина знали друг друга с детства. Хутора их родителей были совсем рядом. В их среде не принято было искать невест за тридевять земель, поэтому, присмотрев работящую Василину, Иван женился и привел матери помощницу. К двадцать девятому году его сестры уже вышли замуж (Аришка уехала на Донбасс; Харитына обвенчалась с местным таранушическим богатеем и осталась в селе), а семнадцатилетний Петр еще оставался на хуторе с матерью, братом и его женой. Поддерживаемое двумя мужчинами, хозяйство успешно управлялось. Иван Довбня еще и работал на поденных работах в колхозе «Жовтнева Перемога» («Победа Октября» перев. с украинского) (см.приложение2). В 1930 году у него родился первенец, сын Михаил.

Может вызвать удивление, что семья жила в такое нестабильное время в относительном достатке. Неужели никакие завистники и представители власти не пытались изменить их жизнь в худшую сторону? Пытались, да еще как. Вдова-Василиса стала жертвой продразверстки еще в двадцатом году. Она рассказывала: «Приехали на телегах, все забрали с хутора: одежду, хлеб, зерно, лошадей». Тогда у деревенских забирали излишки для нужд воинов Красной Армии (страна была уже вымотана и Первой мировой, и Гражданской войной, без помощи деревенских жителей армию прокормить было невозможно) и для обеспечения продуктами городских рабочих.

В конце 1925 года началась индустриализация (XIV съезд ВКП(б)), и стране понадобились средства. Импорт технологий снижался, уменьшались концессии. Советское руководство предпринимало разные меры для получения средств: и жестокую экономию, и государственные займы, и продажу природных ресурсов и произведений искусства, и эмиссию денег, не подкрепленных золотым запасом… Но ничего не помогало, а деньги были нужны. К началу первой пятилетки в 1929 году не хватало ни оборудования, ни технологий, ни кадров, на все требовались средства, часть которых решили получить за счет экспорта крестьянского зерна: «не доедим, но вывезем». Началась коллективизация.

Как и в годы продразверстки, мою семью не оставили в стороне. Летом двадцать девятого года, «года великого перелома», моих предков заставили отдать лишнее имущество и вступить в колхоз, как зажиточных крестьян. Слова «кулак» и «раскулачивание» появились в обиходе позже, а тогда просто приходили и говорили: «все общее, все нужно сдать в колхоз и самим там работать». С 1930 г. в колхозах работали за трудодни, в конце месяца за каждый трудодень начислялось какое-то количество денег и продуктов. Денег давали мало, только-только хватало, чтобы купить что-нибудь нужное из одежды, в основном давали еду. Но мои предки не стали сильно возражать и вступили в колхоз почти добровольно. Потому что сначала коллективизация даже давала свои положительные плоды: люди, привыкшие трудиться в своем хозяйстве, честно трудились и в колхозах. Тунеядство и безразличие к судьбе общего имущества появились только через несколько лет.

Моя семья постепенно приспособилась к новому, общественному образу жизни и к уже упомянутому двадцать девятому году нажила хозяйство, обрабатывая не только коллективные земли, но и свои 40 гектаров, которые никто пока не отобрал.