Поездки по северу России в 1885-1886 годах - 33

  Флотилия белушников -- вот та картина, которою налюбовались мы вволю, выйдя снова в Мезенский залив. В 11 ¹/₂ часов утра 26 июня покинули мы характерную Мезень с ее оленьими малицами и дохами, с ее тундровым адом и невозможно мелкою речкой. Мы покинули ее так же, как прибыли, т. е. на лодках. Замечательно характерны все прибытия и отплытия в тех северных городах наших, которые мы посетили: приливы и отливы регулируют их с такою точностью, что в данный час все и вся торопится, суетится, как бы не отстать; не поспеть -- значит потерять безвозвратно двенадцать часов времени со всеми последствиями этой потери. Морской прилив к нашему отъезду был в полной высоте, и великокняжеский вельбот стоял у самой пристани. Река Мезень была неузнаваема: куда исчезли все эти камни, лежавшие обнаженными вчера к ночи по всему ее песчаному руслу? Река казалась многоводною, такою, какою обозначается она на наших географических картах, чуть не под стать Двине или Сухоне. Все население города Мезени было на берегу, и по мере движения нашего вниз по течению женщины упорнее мужчин бежали по правому берегу, которого мы держались. Так как в реку то и дело упирались поперечные изгороди, то очень любопытно было наблюдать, как ловко перепархивали через них женщины. На головах большей части из них были повязаны платки; об отсутствии кокошников в Мезени мы уже упоминали, и два кончика этих платков, нависавшие над лбами рожками, то и дело побалтывались самым оригинальным образом. Особенно упорно сопровождали вельбот две женщины -- жены представителей низшего административного класса, нам их даже называли; одну отличало ярко-малиновое, другую -- ярко-голубое платье, и несмотря на то, что перед каждою изгородью им, для того, чтобы перелезть, приходилось приставлять к ним зонтики, они от вельбота все-таки не отставали.

   Пароход "Мезень" ожидал нас верстах в двух от города. Мы пересели на него и увидели опять его покоробленную палубу и услыхали снова стук говорливой машины. По мере движения вниз по течению, следуя очень извилистым фарватером, делая постоянные промеры и постоянно поскребывая о дно, мы любовались на лежавшие на боку суда, ожидавшие полной воды, для того чтобы выпрямиться, стать как следует и выйти в море. Опять увидали мы низкие берега залива, тянувшиеся полосками в бесконечную даль, его густую, илистую воду, отражавшую, но не принимавшую в себя ярких солнечных лучей. Мы направлялись прямо к "Забияке", не замедлившему обозначиться далеко впереди, и вволю налюбовались целою флотилией белушников, собравшеюся перед нашими глазами к клиперу со всей видимой поверхности залива.
   Мезенский залив -- один из самых важных для промысла белухи, Delphinopterus leucas, называемой иногда совершенно неправильно белугой. Это китообразное, достигающее до 3 ¹/₂ саженей длины, дает до 22 пудов сала. Барыш, доставляемый белухой, если принять в расчет и кожу, идущую на обувь, около 70 рублей; малая белуха дает не более 20 рублей. Во всем Белом море есть белуха; живет она тут круглый год, и очень много ее по всему бесконечному северному побережью Сибири до самого Охотского и Берингова морей, и везде охотятся на нее, и всюду бьют и выбить не могут. Белуха -- существо кроткое и глупое и ходит всегда великими косяками, причем -- и это для нее гибельно -- любит забираться в довольно мелкие заливы. Плавающий по заливу косяк белухи легко выслеживается промышленниками, так как светлые спины особей то и дело обозначаются на водной поверхности. Если такой косяк попадает на более мелкое место, а он именно такого места ищет, то окружается лодками промышленников: лодки эти ходят по две, причем каждая из них несет один из концов невода; окруженный кольцом подобных неводов, косяк подвергается почти поголовному избиению так называемыми пешнями. Косяки белухи достигают иногда огромной густоты по числу особей и, по-видимому, не переводятся. В 1857 году в Кандалакшской губе зимой белухи торчали обледенелыми статуями; в 1867 году в Императорском вольном экономическом обществе сделано сообщение, что белуха проходит иногда такими сплошными массами, занимая 5-10 верст поверхности, что заливы подергиваются ею как бы льдом; в 1880 году одним промышленником было добыто белух в два дня на 12 000 рублей, в 1883 году тому же промышленнику в одну тоню попало 400 белух около Новой Земли.
   Мезенский залив, как сказано, особенно богат белухами, что мы и видели, любуясь державшимся в стороне от нас косяком, поблескивавшим многими белыми спинами; по одной из белух дан был от нас из винтовки выстрел, кажется, удачный; норвежцы много стреляют их; иногда орудуют этим путем и наши поморы. В деревне Щелье, близ реки Кулоя, видной издали, белуший промысел -- главный промысел: в прошлом году он делился на 300 паев, и на пай пришлось по 30 рублей. Убитую белуху "бреют", то есть снимают с нее сало, и в бочках везут его в Архангельск; самую тушу, представляющую значительную ценность, по первобытному способу бросают в море.
   Едва только выехали мы в открытый залив, как не могли не заметить, что со всех концов его, по направлению к "Забияке", как к центру, двинулись рассеянные по поверхности залива карбасы белушников; по счету шло к нам с полсотни карбасов, каждый под двумя четырехугольными парусами. По мере приближения их выяснились классические силуэты поморов в оленьих мехах, меховых шапках; это были норманны, ушкуйники, гунны, если угодно, только не люди нашего времени, а какие-то выходцы далеких, смолкнувших в былом исторических людей. Подобно тому, как был окружен "Забияка" в Кеми водяными амазонками, в их роскошных, пестрых сарафанах, кокошниках и лентах, так виднелись здесь темно-серые, суровые очертания поморов, сплотившихся подле клипера, чтобы взглянуть на Великого Князя. То же яркое, теплое солнце освещало и эту картину, одну из роскошнейших и самостоятельнейших, представших нам на нашем далеком пути. Словом, ее не описать, тут нужны бы были или кисть, или карандаш. Современные норманны окружили нас в самый момент прибытия нашего к клиперу, т. е. в половине 2-го пополудни. Его Высочество с мостика на "Забияке" милостиво разговаривал со стоявшими в своих карбасах, обнажив мохнатые головы, белушниками, от внимания которых, конечно, не ускользнуло, насколько интересовался их житьем-бытьем брат Государев.
   Пары на "Забияке" были разведены, и мы не замедлили тронуться в путь; нам предстояло сделать опять-таки очень длинный переезд с восточного берега Белого моря к южному, к городу Онеге. В 10 часов вечера перешли мы, в который уже раз, полярный круг и втянулись в горло Белого моря; довольно однообразное плавание было очень оригинально нарушено прилетевшим к нам воробушком, привлекшим к себе общее внимание. От нас до берега было тогда верст сорок. Смельчак воробей, Бог весть почему занесшийся так далеко, опустился на палубу "Забияки", видимо уставший, изнуренный; он волей-неволей нисколько не пугался обрадованной его посещением команды, отдохнул с полчаса и пустился в обратный лет, по направлению к берегу.