1857 - 1860. Глава 10 - 11

 Через несколько дней после того я виделся с кн. Черкасским, который мне сказал, что мои замечания, или, вернее сказать, мой пасквиль на труды Редакционных комиссий, были Ростовцевым переданы Н.А. Милютину и ему и что они растолковали восторженному дураку настоящий смысл моего труда, который достоин занять видное место между творениями губернских комитетов. Этот отзыв кн. Черкасского разъяснил мне до того непонятную перемену отношений ко мне Ростовцева, но вместе с тем он просто меня ошеломил. Неужели, подумал я, утрачена мною способность выражать мои мысли и лишился я смысла к пониманию значения слов? Для успокоения моей совести я передал моим приятелям А.Н. Попову и кн. Одоевскому черновой экземпляр моих замечаний с просьбою их прочесть и сказать мне, заключается ли в них что-либо похожее на пасквиль? Оба они нашли, что мои замечания очень дельны и что в них нет и тени пасквиля. Перечитавши их теперь, я и сам вполне убедился, что, кроме раздраженного самолюбия, никто не мог найти в моих замечаниях что-либо похожее на пасквиль*.

______________________

* Эти мои замечания напечатаны на 167 страницах в Трудах Редакционных комиссий в отделе приложений под заглавием "Отзывы членов, вызванных из губернских комитетов".

______________________

Расскажу кстати еще один анекдот, довольно замечательный.

Великая княгиня Елена Павловна по возвращении своем из-за границы пригласила меня к себе, много расспрашивала о том, что ей было уже известно из других источников, и старалась подействовать на меня в смысле, благоприятном для Редакционных комиссий. Подобные приглашения и попытки были ею повторены несколько раз; а затем в течение шести недель я не удостоился получить от ее высочества ни одного приглашения. По получении разрешения на отъезд из Петербурга, считая неприличным уехать без прощальной аудиенции у великой княгини, но вместе с тем не желая подвергнуть себя неприятным упрекам с ее стороны в несочувствии Редакционным комиссиям, я отправился за два дня до отъезда к гофмейстеру вел(икой) княгини А.А. Абазе с просьбою доложить ее высочеству, что вынужден внезапно отправиться в Москву и что, как она теперь нездорова, то я не осмеливаюсь испрашивать у нее аудиенции. К великому моему удивлению, в тот же день я получил от вел. княгини приглашение на следующий вечер в 9 часов. Я думал, что у нее в этот день вечер, что она скажет мне несколько слов и что тем дело и кончится. В назначенный час я приезжаю в Михайловский дворец, вижу, что гостей там нет никого; ведут меня через целый десяток комнат и наконец в маленькой комнате на диване нахожу великую княгиню в полулежачем положении. "Я не хотела, - говорит она мне, - отпустить вас из Петербурга, не простившись с вами, и полубольная решилась вас к себе принять". Затем началась у нас беседа, продолжавшаяся целые два часа. Она расспрашивала меня обо всём, как будто все это время она была на луне и ничего не знала о происходившем в Петербурге по крестьянскому делу. Она дала мне полную возможность обстоятельно объяснить все мои действия и побудительные к ним причины. В 11 часов она меня отпустила, сказавши мне самые милостивые слова и пригласивши ее посещать всегда, когда впоследствии я буду в Петербурге. Не могу не сказать, что она в этот раз еще более поразила меня и своим умом, и своею ловкостью; и тем она произвела на меня при прощании самое сильное и для нее самое выгодное впечатление.