1857 - 1860. Глава 10 - 10

 Я был в полной нерешимости: ехать ли мне или нет в Петербург по вызову, мною полученному в качестве члена от Рязанского комитета? Из журналов Редакционных комиссий я видел, что не могу поддерживать многие из их положений; зная состав губернских комитетов, я был вполне уверен, что с членами, имеющими от них прибыть, я еще менее могу согласиться. Следовательно, мне предстояло спорить и с теми, и с другими; а одному и у горшка каши не споро. Вследствие этого я вовсе не желал ехать в Петербург и почти решился отказаться от этой поездки. На полученное письмо от кн. Черкасского и Самарина, которые убеждали меня скорее прибыть в Петербург, я отвечал в этом именно смысле, о чем сказал и вел. княгине. Она весьма не одобрила моего решения и всячески убеждала меня не отказываться от поездки в Петербург. Около 20 августа я получил телеграмму от кн. Черкасского и Самарина, которою они вновь убеждали меня поспешить приездом в Петербург, прибавляя, что если я не приеду, то поступлю дурно. Великая княгиня, узнавши от меня об этой телеграмме, еще более настаивала, чтобы я немедленно отправился в Петербург. Наконец я решился ехать и прибыл туда на пароходе из Штеттина 25 августа в тот самый час, когда члены от Комитетов были собраны под председательством Я.И. Ростовцева в первое торжественное заседание.

Я не буду здесь рассказывать о том, что делали депутаты в Петербурге и какие невзгоды они там испытали; все это подробно описано в брошюре, изданной мною в Лейпциге в 1860 году под заглавием "Депутаты и Редакционные комиссии по крестьянскому делу". Перечитавши теперь эту брошюру, вижу, что все в ней написанное верно и написано действительно sine ira et studio [без гнева и пристрастия (лат)]. (Прилагаю ее к моим "Запискам" под № VI). Позволю себе рассказать здесь только то, что лично до меня относится и что, само собою разумеется, не могло войти в состав упомянутой книжки.

Опасения, которые я имел до приезда в Петербург, насчет того, что мне придется разойтись с моими приятелями, членами Редакционных комиссий кн. Черкасским и Ю.Ф. Самариным, на деле оправдались и даже в таких размерах, каких я и не предполагал. В первый день моего приезда в Петербург они сильно и настойчиво убеждали меня не принимать участия в совещаниях депутатов и стать на почве, усвоенной Редакционными комиссиями. Как на это я не мог согласиться, то впоследствии они старались узнавать от меня о намерениях и действиях депутатов и склонить меня им не вторить и, напротив, защищать предположения Редакционных комиссий. Как приятелям моим не удалось ни то, ни другое, то вскоре почувствовалось между нами охлаждение.

На первом совещании депутатов у гр. Шувалова, с.-петербургского губернского предводителя дворянства и депутата от Петербургской губернии, встретившись с рязанскими кн. Волконским и Ф.С. Офросимовым, я протянул им руку, и они были этим очень довольны и тотчас после заседания приехали ко мне. "Здесь, - сказали они мне, - мы не должны расходиться в наших мнениях". "Это вполне зависит от вас, - ответил я им, - вам известны мои убеждения, и я от них, конечно, не отступлю ни на шаг. Положимте в основу мой проект, и нам нетрудно будет высказывать мнения, которые не будут противоречить одно другому". "На это мы вполне согласны", - сказали оба мои прежние оппоненты; и действительно, во все время нашего пребывания в Петербурге значительных разногласий между нами не было; с этого времени мы даже так сблизились, что впоследствии, в земских собраниях, почти постоянно действовали сообща.

Составивши замечания на все доклады Редакционных комиссий, за исключением только тех, которые относились к выкупу, я вечером отвез мои записки к Я.И. Ростовцеву, который во все это время был ко мне особенно благосклонен и с которым в этот вечер мы пробеседовали довольно долго. На другой день поутру я получил от него записку с приглашением посетить его в 11 часов утра. Когда я к нему приехал, тотчас он меня принял и сказал мне, что не знает, как меня благодарить "за мои глубоковерные, лучезарные замечания; что теперь он уже никак меня не отпустит из Петербурга и что я должен помочь Комиссиям в исполнении великого дела, высочайшею властью на них возложенного". Вдобавок Ростовцев мне сказал, что всю ночь он читал мои замечания и поражен был их основательностью и практичностью. Я благодарил его за лестные его отзывы о моем труде и изъявлял готовность под его руководством еще посильно потрудиться по этому делу. Через неделю я повез к генер. Ростовцеву мои замечания на последние доклады Комиссии о выкупе; но не застал его дома. На следующий день я вновь отправился к генер. Ростовцеву, но не был принят; а когда я поручил служителю спросить, в какое время угодно ему приказать мне приехать с последнею моею работою, то Ростовцев велел мне сказать, что я могу теперь же оставить мои бумаги. Я исполнил его волю; но она показалась мне довольно странною. Чрез несколько дней я возвратился к генер. Ростовцеву в то время дня, когда он обыкновенно принимал; но швейцар очень положительно сказал мне, что генерал не принимает, чего прежде никогда не бывало. На следующий день я опять поехал к генер. Ростовцеву, и как мне сказали, что он не принимает, то я отдал письмо, которым я просил разрешить мне отъезд из Петербурга в случае, если мое присутствие более не нужно. Через три дня я получил от министра внутренних дел уведомление, что как по извещению председателя Редакционных комиссий мною исполнены все мои обязанности, то к отъезду моему не предстоит никаких препятствий. Таков был окончательный результат последнего восторженного отзыва Ростовцева о моей работе; и мы более на сей земле с ним не видались.