1857 - 1860. Глава 10 - 4

 На следующий же день я отправился из Рязани с искренним желанием туда более не возвращаться; а потому я велел все уложить для перевозки в Москву. Хотя мне очень не хотелось возвращаться в Рязань, однако я предвидел, что высшее правительство на это не согласится и что всячески будут меня уговаривать на возврат к занятиям в Комитете; а потому, проезжая через Москву, я виделся с одним рязанским помещиком и моим добрым приятелем Д.Ф. Самариным и заручился его согласием на принятие звания члена от правительства на место Маслова, который в Комитете постоянно действовал против меня и с которым я решительно не хотел там оставаться.

По приезде в Петербург в тот же день я отправился к министру внутренних дел Сергею Степановичу Ланскому, с которым давно и хорошо я был знаком в особенности потому, что он был брат жены друга моего кн. Одоевского и что у них я часто видался с С.С. Ланским. Как я взошел к нему в кабинет, то он мне сказал: "Знаю всю рязанскую историю и ваше нежелание туда возвращаться; но возвратиться туда вы должны, ибо иначе члены от дворянства везде выживут членов от правительства. Не требуйте от нас невозможного, но вы можете предписать нам свои условия, и мы должны их принять". После довольно продолжительной беседы было положено, что на следующий день поутру я приеду к нему и привезу письмо, в котором будут изложены мои условия.

На следующий день в 10 часов утра я явился к министру с письмом, в котором высказал, что не считаю возможным с пользою продолжать мою деятельность в Рязанском комитете, если в товарищи, т.е. в звание другого члена от правительства не будет назначен человек по моему указанию; если не признают небывшим все, что сделано или еще будет сделано в Комитете со дня моего отсутствия по день моего возвращения; если не восстановят меня торжественно в звании члена Комитета; и если не уважут моей просьбы не делать выговора Комитету и не исключать кого-либо из его членов, кроме члена от правительства Маслова. С.С. Ланской вполне одобрил мои условия и в тот же день поехал с докладом к государю, который приказал этот доклад рассмотреть на следующий же день в Главном комитете по крестьянскому делу.

Вечером я поехал к Я.И. Ростовцеву, с которым я был прежде знаком и который был членом упомянутого Главного комитета. Я рассказал ему как случившееся в Рязани, так и содержание моего письма к министру внутренних дел. Он обещал поддерживать в Комитете мои условия.

В Комитете были, как мне рассказывали, жаркие прения. Одни предлагали раскассирование всего Рязанского губернского комитета, другие требовали, согласно с представлением губернатора, исключения четырех членов и выговора Комитету; но Ланской и Ростовцев настаивали на безусловном принятии моих предложений. Последнее мнение наконец восторжествовало, и оно удостоилось высочайшего утверждения. Д.Ф. Самарин по моей просьбе был назначен вторым членом от правительства по Рязанскому комитету.

В Москве я пробыл недолго; и как только Д.Ф. Самарин собрался к отъезду, то мы вместе отправились в Рязань. В Петербурге и Москве думали, что члены Рязанского комитета по возвращении моем откажутся от своего звания и что Комитет не будет иметь возможности продолжать свои занятия; но я уверен был, что при грозном отзыве из Петербурга все успокоится и придет в порядок. Впрочем, в Петербурге было решено произвести новые выборы членов от дворянства в случае, если бы настоящие члены не захотели продолжать исполнения своих обязанностей.

Губернатор г. Клингенберг предложил Комитету собраться в мундирах для выслушания высочайшего повеления и, по получении извещения от губернского предводителя, что Комитет в сборе, он отправился с нами в это заседание. Прочтено было высочайшее повеление, в котором объявлялось Комитету высочайшее неудовольствие и вместе с тем повелевалось: считать недействительным все то, что в нем было сделано в отсутствие члена Комитета от правительства Кошелева, считать уволенным от звания члена Комитета от правительства Маслова со дня подписания им комитетского журнала о ходатайстве насчет устранения Кошелева от занятий по Комитету и ввести в должность вновь назначенного членом от правительства рязанского помещика Дмитрия Самарина. По случаю этого рязанского события состоялся для всех губернских комитетов по крестьянским делам указ, объявляющий недействительными те положения комитетов, в заседаниях которых не участвуют члены от правительства или, по крайней мере, один из них. Все это происходило в конце ноября 1858 года.

С следующего же дня занятия Комитета возобновились и с того именно вопроса, который был оставлен нерешенным в последнем заседании, в котором я присутствовал. Большинство осталось верным своим убеждениям, т.е. продолжало действовать в крепостническом духе; мы, т.е. я и Самарин, почти всегда оставались вдвоем при особых мнениях. Когда все вопросы были порешены и выбрана была Редакционная комиссия, то я и Самарин объявили, что представим особый проект, основанный на особых нами поданных мнениях. Мы все сильно принялись за работу, и в конце марта составлены и рассмотрены были в Комитете три проекта: один от большинства и два от двух меньшинств. Все три проекта были напечатаны, а потому упомяну о них здесь весьма вкратце. Проект большинства был составлен в крепостническом духе с малым наделом крестьян землею, с удержанием разных помещичьих прав в отношении к крестьянским обществам и без права выкупа. Второй отличался от первого тем, что устанавливал обязательный выкуп с незначительным увеличением крестьянских наделов против тех, которые были установлены большинством. Третий проект, т.е. наш, был самый либеральный. Мы предлагали оставить крестьянам существующие наделы с установлением высших и низших норм, т.е. с предоставлением помещикам права отрезывать те количества земли, которые превышают первые нормы, и с возложением на помещиков обязанности пополнить, из господской земли, те наделы, которые окажутся ниже последних норм. Высшие нормы, глядя по местностям губернии, назначались нами от двух до трех десятин, а низшие от 1 1/2 до 2 дес(ятин). Выкуп нами предполагался добровольный с пособием от правительства и допускался обязательный для помещиков только в том случае, если крестьяне внесут всю сумму на капитализированную из 6% платимых ими повинностей, которые при высшем наделе ограничивались 40 днями или десятью рублями с ревизской души. Сверх того предоставлялись крестьянским обществам самые широкие права по самоуправлению. В начале апреля, т.е. до Пасхи, по окончании всех дел заседания нашего Комитета были закрыты.

Не могу при этом не сказать, что во время заседаний нашего Комитета от времени до времени происходили, как во всяких дворянских собраниях, и скандалы, и скандальчики. Вследствие одной дерзкой выходки против председателя Комитета губернского предводителя дворянства А.В. Селиванова двое из членов прежде, по моей истории, предположенных к исключению, кн. Волконский и Офросимов, были действительно исключены и возвращены, по общей нашей просьбе, только в последнее заседание Комитета. Вследствие другого скандала губернский предводитель А.В. Селиванов должен был выйти в отставку. Товарищ мой Д.Ф. Самарин вынужден был потребовать удовлетворения за грубости, сказанные ему одним из членов Комитета Л.; дело окончилось тем, что этот член извинился перед Самариным. Что касается до меня, то во все остальное время существования Комитета я не был ни в каких сношениях с главными членами большинства, и даже мы друг другу не кланялись.