1857 - 1860. Глава 10 - 2

 Зима 1857-1858 года была в Москве до крайности оживлена. Такого исполненного жизни, надежд и опасений времени никогда прежде не бывало. Толкам, спорам, совещаниям, обедам с речами и проч. не было конца. Едва ли выпущенный из тюрьмы после долгого в ней содержания чувствовал себя счастливее нас, от души желавших уничтожения крепостной зависимости людей в отечестве нашем и наконец получивших возможность во всеуслышание говорить и писать о страстно любимом предмете и действовать как будто свободно. Другие и, к сожалению, весьма многие волновались от страха и успокоивали и утешали себя только тем, что это дело не может осуществиться, что поговорят, поговорят о нем и тем оно и покончится; а потому они не скупились на словоизвержения и пуще всего угощали своих собеседников возгласами и застращиваниями. В обществе, даже в салонах и клубах только и был разговор об одном предмете - о начале для России эры благих преобразований, по мнению одних, и всяких злополучий, по мнению других; и московские вечера, обыкновенно скучные и бессодержательные, превратились в беседы, словно нарочно созванные для обсуждения вопроса об освобождении крепостных людей. Одним словом, добрая старушка Москва превратилась чуть-чуть не в настоящий парламент.

В это время, а именно в конце декабря 1857 года, я решился при издаваемой мною "Русской беседе" выпускать ежемесячно, в виде особого прибавления, книжки под заглавием "Сельское благоустройство", посвященное исключительно делу освобождения людей от крепостной зависимости. Постоянными сотрудниками обещались быть Ю.Ф. Самарин, кн. Черкасский и некоторые другие. Я поехал в Петербург, выхлопотал там без особых затруднений разрешение на издавание этого журнала и в феврале выпустил первую книжку "Сельского благоустройства". В этом журнале, особенно в первых его книжках, я поместил много своих статей; а библиографические сведения, с краткими критическими отзывами, не подписанные особыми буквами, все составлены мною. "Сельское благоустройство" расходилось хорошо, сотрудники являлись со всех сторон; и это происходило главнейше оттого, что я помещал статьи без всякой исключительности, наблюдая только за тем, чтобы статьи были дельные и прилично написанные. У меня был не недостаток, а излишек в статьях; и главный труд заключался в их прочтении, в выборе лучших из них к напечатанию и в составлении примечаний к тем статьям, которые противоречили мнениям редакции. Занявшись исключительно "Сельским благоустройством", я воспользовался обязательным предложением И.С. Аксакова и временно передал ему главные труды и заботы по изданию "Русской беседы". Сначала "Сельское благоустройство" в цензурном отношении мало меня затрудняло; корректуры возвращались мне цензором скоро и почти без помарок; но с осени 1858 года пошли из Петербурга конфиденциальные циркуляры; а в конце года предписано было оттуда препровождать на процензорование в Петербург все статьи, сколько-нибудь несогласные с заявленными видами правительства. В первых месяцах 1859 года затруднения по цензуре сделались невыносимыми; почти все статьи отправлялись в Петербург; там они задерживались по два, по три месяца и возвращались оттуда не только с помарками, но иногда даже со вставками, противоречащими главной мысли автора. Вследствие этого январский номер вышел только в феврале, а февральский - в апреле, вместе с объявлением о прекращении издания "по причинам, от редакции не зависящим", т.е. по невозможности исполнять требования цензуры. Хотя это прекращение издания было для меня очень прискорбно, однако я вынужден был на это решиться, потому что трудно противу рожна прати.

По воспоследовании высочайшего рескрипта на имя рязанского губернатора в начале лета 1858 года разосланы были к дворянам приглашения на уездные собрания для выбора членов в губернский комитет. Мне чрезвычайно хотелось участвовать в деятельности этого комитета; но я не имел никакой надежды на избрание в члены его сапожковским дворянством, считавшим меня одним из главных виновников предстоявшего бедствия для российского дворянства и потому заслуживающим, по крайней мере, колесования. Проезжая из Москвы через Рязань, я посетил губернатора г. Клингенберга, который предложил мне быть членом комитета от правительства. Я спросил его, не обязаны ли члены от правительства поддерживать все мнения и требования Министерства внутренних дел, и сказал ему, что, душою преданный делу освобождения крепостных людей, я не могу принять на себя защиту того, что счел бы для этого дела вредным. По получении от него успокоительного ответа я изъявил согласие на принятие на себя обязанностей члена от правительства и вскоре был утвержден в этом звании министром внутренних дел. Точно так же поступил Ю.Ф. Самарин и князь Черкасский.

От Сапожковского уезда были выбраны в члены губернского комитета двое Протасьевых - не крепостники, но люди очень и очень умеренно либеральные. Мы сообща составили программу для будущих наших действий в губернском комитете, ибо желали там не расходиться в наших мнениях и требованиях. К сожалению, эта программа оказалась на деле только бумагою, исписанною чернилами.