22/XII, 31. Перед отпуском мы поделили с В. И. С<оловьевым> редакционный материал. Он взял, между прочим, главу из «России» Веселого. Выправил — но неудачно. Там Веселый вложил в уста анархиста фразу: «Всех бы этих Керенских, Корниловых, Лениных и Троцких на одну виселицу». Соловьев вычеркнул Троцкого — а Ленина оставил. Как его угораздило — черт его знает. Возмутительная фраза — даже в устах анархиста ее нельзя было пропустить, — именно потому, что он на одну доску поставил и Ленина. А он,
убрав Троцкого, — Ленина оставил. Конечно, скандал. Но Волин, докладывая в ЦК об этом, умолчал, что это дело рук Соловьева. Произвело это тягостное впечатление. И конечно, на меня вначале обрушились. Поэтому, когда я сказал Волину: «Борис Михайлович, почему вы молчите, ведь вы знаете», — он подтвердил, отвечая на вопрос Кагановича: «Да, Соловьев».
Если бы я не был в отпуску, — я прочитал бы и не оставил. Но я уехал на ноябрь. А сейчас так неприятно.
Премьера в МХТ. «Страх» Афиногенова. <Пьеса> интересно задумана. Сделана с талантом — но все же есть идеологические неувязки. Когда профессор Бородин (Леонидов: замечательно играл) говорит контрреволюционные речи — часть публики аплодирует. Не таланту, конечно, а именно контрреволюционным речам. И заключительная сцена, когда вычищенный из партии Цеховой, пьяный, растерзанный, со старухой матерью и дочерью вызывает жалость у публики, — пойдет-де просить милостыню на бульвар: «подайте исключенному», — тоже звучит неприятно. У кого вымогает жалость автор?
В публике — много «старушек» и «старичков», как их изображали на сцене. Афиногенов — совсем молод. Явно талантлив. «Страх» интересней сделан, чем «Чудак». Но слишком много «психологизма». Совсем в старых традициях «мхата». В этом смысле Афиногенову есть еще с чем в себе бороться.
Вс. Иванов, узнав, что я ушел из «Нового мира», сказал мне: «А я думал, что вы бессмертны».
В «Вечерке» статья против «Нового мира». Несправедливо взваливают все на меня. А чуть ли не все эти плохие вещи прошли против моей воли. Рассказ Зарудина прошел голосами Соловьева и Малышкина. То же и Сергеева-Ценского «Сказочное имя». Критики забывают, что против меня в редакции «перевалец» Малышкин и оппортунист Соловьев. Сейчас Соловьев «хлопочет» за «Федю-гверильяса» Воронского, а вещь плохая, контрреволюционная. Я был против и теперь против. Но Соловьев настаивает. Если бы вещь прошла под моей редакцией — обвинили бы меня одного. А «правые» вещи в «Новом мире» сплошь проходят под давлением его и Малышкина.
Странная вещь: меня сняли из журнала как «правого». А радуются моему снятию именно правые: Абрам Эфрос ходит, потирает руки и ликует. Он говорил Замошкину: «Вот теперь-то, без Полонского, и начнется настоящий либерализм». По его представлению, я «мешал» либерализму. Он рассчитывает печататься в «Новом мире».
Он прав, возможно, в том смысле, что я его изгонял из литературы. Он не забыл, что я из БСЭ ушел из-за него: то есть он был последней каплей, переполнившей мое терпение. Его статью приняли Иков (тот, что осужден по процессу меньшевиков-интернационалистов) и Шмидт. Я возмутился, так как статья принята была против моего заявления, что я ее не считаю возможным напечатать. Теперь Эфрос радуется.
Бывший соредактор Бердяева и Степуна, сотрудник «Русского современника», правый из правых, он говорит про себя: «Деритесь, истребляйте друг друга, а я второе издание своих «Профилей» издаю».
Хуже всего то, что действительно издает. Способность его втираться изумительна. В «Академии» выходит серия книг по искусству, и на титулах каждой книги стоит: «под ред. А. В. Луначарского, при сотрудничестве Абрама Эфроса».
Воронский проходит — не здоровается. Я теперь ему враг, как и Горбову, и Лежневу. Он, оказывается, считал, что я его «ученик». То есть я должен за ним повторять его «айхенвальдовщину» и «бергсоновщину». Очевидно, мои статьи в «Новом мире», где я строю свою систему «психологии творчества», — убедили его, что ему со мной не по пути.
Замошкин и Смирнов в один голос говорят: «Кто ликует по поводу вашего снятия, так это Воронский».
Возможно. Его поведение после моего появления в «Новом мире» говорит о том, что он действительно хотел, чтобы я был его подголоском. И выступление против меня Горбова и «Перевала», и множество гадостей со стороны отдельных перевальцев — все это становится понятным.
Соловьев хорош: когда я спросил его, почему он не был в ЦК — ведь вопрос касался и его, — со смехом ответил: «Я пошел на «Турандот», чтобы меня не могли найти. Стану я ходить, где меня будут крыть».
Поэтому он «заболел»: третьего дня рассматривался вопрос в комиссии ЦК о «Федерации» (издательстве), а сегодня должен был стоять о ГИХЛе.
Имеется в виду статья И. Рубановского «Гнилой либерализм за счет кровных интересов большевизма» («Вечерняя Москва», 1931, 21 декабря). Похвалив несколько напечатанных в «Новом мире» произведений («Соть» и «Саранчуки» Леонова, «Гидроцентраль» Шагинян, «Фому Клешнева» Слонимского), автор переходит к критике: «Но вот, наряду с такого рода произведениями, «Н. М.» услужливо предоставляет свои страницы произведениям (субъективно или объективно — несущественно!), являющимся контрабандой классово враждебных нам идей.
Свободное копирование
