Итак, в середине нюня 1919 года я снова попал в солдатские казармы, на этот раз в моем почти родном Харькове. Это были казармы одного из пехотных полков, прежде стоявших в Харькове. Жизнь в нашем полку - обучение, порядок и дисциплина - отличалась от прежней жизни полков Царской армии, с их солдатской муштрой и строгой дисциплиной, но еще более отличалась она от жизни той деморализованной и неуклонно разлагавшейся толпы бездельников, в которую превратилась армия Керенского под влиянием настойчивой большевицкой пропаганды. Моя личная жизнь в казарме не была трудной. Офицеры относились ко мне весьма вежливо. Надо думать, что этому помогал университетский значок на моей груди. Добровольцы - главным образом студенческая молодежь, относились ко мне дружески почтительно, мобилизованные солдаты - нейтрально.
Следует пояснить, что в некоторых местностях, занятых Добровольческий армией, новые власти произвели мобилизацию бывших солдат-фронтовиков. Мобилизация эта, насколько мне известно, не встретила открытого сопротивления; но понятно, что солдаты, которым осточертела трехлетняя война, окончившаяся к тому же столь неудачно, шли на новую войну без всякого энтузиазма. В казармах они ворчали по адресу офицеров и добровольцев: "Вишь ты, три года воевали, да ишто не навоевались! хочут ишто новую войну воевать".
Я же, напротив, чувствовал себя прекрасно и старался вести себя "бодро и молодцевато", как полагалось русскому солдату по старому воинскому уставу. Когда наша рота шагала по улицам Харькова с добровольческой песней:
Смело мы в бой пойдем
За Русь святую
И как один прольем
Кровь молодую...
я во весь голос горланил эти слова. Это был единственный случай в моей жизни, когда я пел полным голосом.
Свободное копирование
