14 июля. Вчера у самого Исаакиевского собора, идя на работу, встретил т. Бондаренко. Фамилию эту я помнил, но ее владельца забыл, хотя в лицо сейчас же признал. Смутно помню, что он когда-то с группой изо-учащихся был у меня. С ним было человек 5—6 изо мо... [Текст вырезан] ученики. Он узнал меня первым сегодня, и пятеро его учеников приходили смотреть мои работы. Он удивлялся, хотя я ни слова не сказал ему о себе и он мог это слышать от кого-либо другого, что «на такого исключительного, единственного мастера ведется такая ожесточенная травля». Он просил дать ему переписать мои рукописи — я направил его по этому делу к Купцову и к Мише.
За это время все идет и идет с 7 апреля ночная работа изо дня в день в Исаакиевском. За это время я, по вызову Купцова, смотрел его крепкий портрет ударника с завода Кирова.
Зальцман уехал с киноэкспедицией на Памир, Копаев вернулся с Кавказа, видел работу Борцовой. С 9 июля я работаю в соборе уже один. Петя кончил свою порцию работы и окончательно выдохся идеологически, профессионально и главное — физически. Утром 9 июля я дал ему отставку и выругал матерно, сам в ту же секунду удивившись, как могла у меня вырваться эта старинная фраза.