Германская социал-демократия в свете анархической критики - 8

Принудительную силу принципа солидарности признают и анархисты. Но, в противоположность государственникам, они полагают, что этот принцип вытекает из естественных законов человеческой жизни.  Не только отдельные индивидуумы или группы, но и целые местности не могут вполне изолировать себя от своих соседей. Насущные потребности, непременно заставят их искать союза с другими группами и местностями. «Если одной или нескольким из них вздумалось бы отказаться от участия в общеполезном деле, предпринимаемом соседними областями, они лишили бы себя возможности пользоваться выгодами, связанными с осуществлением этого дела, до тех пор, пока не образумились бы. Сила вещей, собственный опыт, пропаганда и пример наиболее развитых элементов народа, вот что, по их (анархистов) мнению, неизбежно приведет, в конце концов, все общины – не только соседние, но всей земли  к установлению солидарности в своих взаимных отношениях». В представлении же немецких социалистов, принудительная сила принципа солидарности отождествляется с государственной властью и страхом перед наказанием. «Сознание необходимости солидарности в обществе приводит их к признанию необходимости организовать легализованное насилие большинства над теми местностями, население которых, вследствие отсталости, а, может быть, и вследствие высокого уровня развития, отказывается подчиняться его решениям».   Представители этой точки зрения не решаются, однако, отстаивать ее применение вне национально-государственных рамок. А между тем, земля-то, по крайней мере, должна рассматриваться, как коллективное достояние человечества, а потому ни один народ в отдельности не может решить вопроса о принципах и формах владения ею. Однако, практически они требуют применения «принципа солидарности» только в границах исторически сложившегося государства. «Существует Германская империя; наступил благоприятный момент  буржуазное правительство низвергнуто, жители Мюнхена, Лейпцига, Берлина намереваются приступить к ликвидации (старого) социального строя.   Но... Грейлих, Ритенгаузен, Либкнехт заявляют: «Стой! Не имеете права самостоятельно сделать это. Вопрос должен предварительно подвергнуться голосованию населения всей страны». Да, на каком основании? Отчего? А потому, ответят они, что вся страна представляет нечто целое. Да на чем основана эта неразрывная связь отдельных частей Германии? Исторически  путем завоеваний и кровавых насилий  создана эта большая империя, и этого достаточно, с точки зрения государственников, чтобы навязать всему ее населению принцип насильственной «солидарности» и после низвержения старой власти. Механическая связь, исторически созданная в населении существующих государств, оказывается в их глазах самым лучшим фундаментом для постройки нового здания общественной солидарности путем обязательного подчинения меньшин-ства (якобы) воле большинства, или подавления коммунальной свободы».

«Окончательная политическая тенденция немецких социалистов» может быть выражена известным лозунгом национал-либералов «через единство -- насильственное -- к свободе» с присоединением к этому лозунгу слова «солидарность».

Но между современным буржуазным государством и социал-демократическим огромная разница и отнюдь не в пользу последнего: в буржуазном государстве управление только некоторыми интересами страны  сосредоточено  в  руках правящего центра; в  народном же -- всеми: «Современное правительство – хозяин только некоторой доли материальных средств страны, «народное» же правительство – хозяин всех ее производительных сил... Теперь граждане дисциплинируются только в казармах и лишь косвенно вне их; рядом с официальной наукой и с официальными школами мыслимы и неофициальные; гражданин -- не только подданный государства, но и сам по себе человек. В народном же государстве дисциплина (правительственная) была бы водворена на фабрике, в мастерской, словом, всюду. Здесь -- все государственно, все официально, и наука, и пресса, и воспитание. Индивидуальности, в пределах физической возможности, должны были бы стушеваться: нет личностей, а есть только служители государства; словом, единообразие, этот идеал государственного единства, царило бы там в полном блеске и величии. Единство неслыханное и невиданное не только в монархиях, но и в теократиях. И.. это чудовищно-безобразное здание «народно-государственной» казармы покоилось бы на…  демократическом фундаменте прямого законодательства».