Лавристы и бакунисты в Киеве - 8

Но если в своем отрицательном отношении к научной подготовке многие, чтобы не сказать боль-шинство, членов организации чайковцев сходились более или менее с бакунистами, то по отношению к устной и книжной пропаганде в народе чайковцы были солидарны между собою и резко расходились с крайними бакунистами. Я уже говорил о своем споре с Судзиловским по вопросу о литературной пропаганде. Но весной 74 г., когда началось массовое «хождение в народ», мне приходилось вести с «бунтарями» горячие споры даже о целесообразности или революционной важности устной пропаганды в народе. Когда бунтари ссылались на стихийные народные протесты против властей и помещиков, как на доказательство революционности (или социалистичности) народа, я указывал на то, что и бык «протестует» иногда ударами головой о стену, и собака «бунтует», когда хозяин чувствительно ударит ее палкой, но она при этом кусает не самого хозяина, а палку, которой он ее бьет. И те из нас, которые склонялись к бунтарской тактике, все же настаивали на необходимости пропаганды, для внесения возможно большей сознательности в «бунтующие» массы.

Не разделяя указанных крайностей таких бунтарей, как Судзиловский, Мокриевич и их единомышленники, некоторые чайковцы, и я в том числе, фактически все же стали бакунистами. В марте или апреле 74 г. я поехал в Одессу, чтобы лично поближе познакомиться с одесскими товарищами и даже попытаться повлиять на них в пользу бакунистских взглядов. В одесском кружке я вновь встретился с Желябовым, но уже как с членом местной ветви нашей организации. Первое же заседание кружка при мне ознаменовалось маленьким инцидентом. Была уже почти полночь, когда вдруг раздался стук в дверь. Первая мысль, которая у всех мелькнула в голове, была: «полиция». Кажется, Желябов пошел отворять. Но тревога оказалась напрасной: вошли два случайно запоздавшие товарища, – Макаревич с женой, урожденной Розенштейн. Он впоследствии, кажется, умер в ссылке, а она, попав заграницу, ушла потом всецело в итальянское рабочее движение, в котором она теперь еще играет видную роль, я говорю об Анне Кулишевой.

В одесском кружке господствовало антибакунистское направление, вообще, и антибунтарское, в особенности. Фанатическим противником бунтарской тактики был Волховский, глава и, почти наверное, организатор кружка. На него-то мне хотелось, прежде всего и главным образом, воздействовать. Но именно потому я не мог достичь в Одессе сколько-нибудь осязательного результата. По сравнению с Волховским, ветераном-шестидесятником, обладавшим всем революционным опытом предыдущего десятилетия и несомненно более меня образованным, я был почти юнцом. И, конечно, не мне, только что обратившемуся в бакунистскую веру, под силу было бороться с влиянием в кружке такого авторитетного члена, каким являлся Волховский.