Гимназические годы - 16

Из моей деятельности среди еврейской молодежи в последние два года моего пребывания в Могилеве отмечу следующий, небезинтересный эпизод. Кроме Гриши Гуревича, я впоследствии особенно близко сошелся с одним юношей из благочестивой, фанатически-консервативной семьи, не очень зажиточной, но по своим родственным связям принадлежавшей к аристократической среде местного еврейства. Это был Лейзер Цукерман, поступивший около 10 лет спустя наборщиком в типографию «Народной Воли», откуда, как известно, попал на каторгу, где впоследствии покончил с собою. Лейзер был даровитый юноша, а его заставляли сидеть целыми днями за талмудом. Ему про-чили будущность большого ученого раввина, а он уже вкусил от древа познания, тайком почитывал произведения новой еврейской литературы, сам пописывал стихи и посылал в газету «Гамелиц» целые сатиры на местных изуверов и фанатиков. Он чувствовал себя, точно в темнице, жаждал доступа к образованию, но не знал, как освободиться от оков родительских и своей богатой родни. Аналогичное стремление одушевляло еще одного из близко знакомых мне юношей . И вот, после многократных обсуждений вопроса о том, как выйти из этого положения, я посоветовал им уехать в Житомир и там подготовиться и поступить в казенное «раввинское училище», подготовлявшее кандидатов на должности казенных раввинов, учителей для светских еврейских школ и «ученых евреев» при губернаторе. На этом и порешили. Но где и как достать средства для осуществления этого плана? Вот тут-то мне оказал большую помощь учитель гимназии Барановский, о котором я уже упоминал. Он достал необходимые деньги, и в назначенный день я и, кажется, еще один молодой человек, посвященный в нашу тайну (Гриша, если я не ошибаюсь, был в это время уже заграницей) проводили их в сумерки в дорогу.

Поиски за беглецами начались уже глубокой ночью, а к утру слух о побеге разнесся среди всего еврейского населения города. В том, что я виновник этой «катастрофы», никто не сомневался. В это утро мне пришлось проходить в гимназию по улице, буквально запруженной евреями. И я слышал позади себя негодующие возгласы: «Вот он»! «Это он устроил».

Помню, я испытывал некоторое удовлетворение от сознания, что все эти богатые, властные люди ничего не могут поделать со мной, что в их среде пробита брешь, что стремление молодежи вперед сильнее их...

Впрочем, в данном случае, мне не удалось вывести моих юных знакомцев на широкую дорогу: путешественников изловили в Гомеле и вернули под отчий кров.

Как только я узнал, что за ними устроена погоня, я отправился за советом к директору женской гимназии, Твердому. Он меня направил к прокурору, как к очень «либеральному и хорошему человеку» – точно не помню, как он его рекомендовал. Прокурор принял меня любезно, внимательно и сочувственно выслушал, но, в конце концов, ответил: «Ведь теперь время набора, я обязан был бы их даже арестовать. Стало быть, предпринять что-нибудь против родителей этих молодых людей я не имею никакой законной возможности». Пришлось до поры, до времени примириться с неудачей. Однако сношения обоих юношей со мною не прекратились. Только они с тех пор стали посещать меня «нелегально» и, вообще, тайно встречаться со мною.