Мы поднялись и двинулись навстречу нашим визави. Когда кончили первую фигуру и опять сели и танцевать ее стали поперечные нары, Наташа спросила:
- Какой же вы рябчик? Рябчик - птица.
- Пожалуйста, не отвиливайте! Я сразу понял, что вы говорите в переносном смысле, про меня!
Наташа смеялась, но все же с недоумевающим ожиданием глядела на меня.
- Ну, хорошо! В переносном смысле. Ну, можно так сказать про рябого человека. А вы вовсе не рябой.
- Как не рябой? Рябой - не рябой, а все лицо у меня в веснушках. Это все равно, что рябой.
- Вовсе совсем другое!
- Нет, нет, не отпирайтесь! Явсезнаю!
- La seconde figure! Les dames, commencez! (Вторая фигура) Дамы, начинайте! (франц.))
- Вам, Наташа, начинать... Сели после второй фигуры.
- И вам, Наташа, не стыдно смеяться над несчастьем человека? Неужели вы думаете, мне приятно, что у меня веснушки? Ведь я же не виноват, что они у меня есть...
- Да я же ничего такого не говорила!
Налево от нас, в соседней паре, сидела Наташа Занфтлебен, подруга Наташи Конопацкой. Я обратился к ней:
- Наташа, ну, рассудите вы нас. Ответьте по совести: хорошо это, благородно смеяться над уродством человека?..
Очень удачный вышел рябчик. Рябчика этого мне хватило на весь вечер, и на весь вечер он связал меня с Наташею. Я уличал ее, всем жаловался на нее, она оправдываалась, доказывала, что рябой и в веснушках - не все равно, просила нас рассудить. Многие решали в мою пользу, я торжествовал, стыдил Наташу. И весь вечер я не спускал с нее глаз, с ее милого личика с огромными синими глазами. Разговаривал за танцами и с Любою о русских сочинениях, и с Зиной Белобородовой о ледяных горах, а глазами все время следил за Наташею. И когда ловил ее взгляд, - укорительно качал головою, а она начинала смеяться.
За ужином я сел между Наташей Конопацкой и Наташей Занфтлебен, мы втроем все время смеялись и перекорялись. Подали индейку с маринованными сливами и вишнями. Я спросил:
- А индюшку вы любите?
- Ну, теперь, если я что скажу не так, вы станете говорить, что вы - индюшка. Люблю, люблю!
- Наташа Занфтлебен, вы слышите?! Наташа Конопацкая говорит, что я индюшка! И что она меня любит за то, что я индюшка! Когда же вы меня, Наташа, перестанете оскорблять?!
Опять закипели перекоры, смех, оправдания, доказательства.
- Нет, уж извините, это превосходит всякую меру! Это будет известно вашей маме.
Я побежал к Кате, стал за ее стулом.
- Катя, передайте, пожалуйста, Марии Матвеевне, что Наташа вела себя у нас сегодня совершенно непозволительно! Весь вечер смеялась над моими телесными недостатками, а за ужином обругала меня индюшкой!
- Катя, неправда, неправда, он выдумывает!
- Нет, не выдумываю, Наташа Занфтлебен свидетельница!
После ужина начали играть в разные игры. Папа стал играть вместе с нами. Я был в ударе до вдохновения, до восторга. Острил, смеялся. Чувствовал, как я всем нравлюсь и как мне все барышни нравятся, особенно три Конопацкие. Какие милые! Какие милые! И Люба, и Катя, и Наташа.
Стали играть в рекрутский набор. Игра эта вот в чем.
Дамы остаются в зале, кавалеры уходят. Каждая дама выбирает себе по кавалеру, кавалеры поодиночке входят и стараются угадать, какая дама его выбрала: он к той подходит и кланяется. Если не угадал, дамы выгоняют его рукоплесканиями обратно, если угадал, - он остается в зале, за стулом своей дамы, и зовут следующего кавалера. Потом кавалеры так же выбирают дам.
Дамы остались в зале нас выбирать, а мы ушли вместе с папой в его кабинет, Вошла к нам из залы Люба Конопацкая. Немножко стесняясь, она сказала:
- Мы не помним всех кавалеров, позвольте мне вас посмотреть,
Папа скомандовал:
- Господа кавалеры, станьте в шеренгу!
Я шагнул вперед, вытянулся перед Любою во фронт и отрапортовал:
- Честь имею показаться! Вот моя физногномия!
Папа возмущенно оглядел меня.
- Виця! Что такое? Что за "физногномия"? Неужели ты находишь это остроумным?
Я смешался и замолчал. Мне показалось, - Люба с сочувствием и ласкою поглядела на меня. Сразу подсеклись и восторг мой и вдохновение. Перед Любой, перед Любой так меня срезал папа!..
И на остаток вечера совсем, совсем я завял.
Свободное копирование
