4 января был танцевальный вечер у нас. Так уже повелось, что на святках наш день был 4 января, - день моего рождения. Не потому, чтоб меня как-нибудь выделяли пи братьев и сестер, а просто, - только мое рождение приходилось на праздники. Но все-таки я являлся как бы некоторым центром праздника, меня поздравляли, за ужином пили наливку за мое здоровье, после ужина товарищи иногда даже качали меня.
Уже за несколько дней началась подготовка к вечеру. Мы все чистили миндаль для оршада, в зале и гостиной полотеры натирали воском наши крашеные (не паркетные) полы. Мама приезжала из города с пакетами фруктов и сластей. У всех много было дел и забот,
У меня, кроме всех этих общих забот, была еще одна, своя. Я сидел у себя за столом над маленькой тетрадочкой в синей обертке, думал, покусывал карандаш, смотрел на ледяные пальмы оконных стекол и медленно писал. Записывал темы для разговоров с дамами во время кадрили.
О чем и с кем:
С Любой. 1. Спросить, как будто не знаешь, с нею ли в одном классе учится Надя Соколова, и рассказать, что она училась у нас в детском саду.
2. Спросить, какие у них задают темы для русских сочинений. Высказать мысль, как глупо задавать сочинения на пословицы. Подробно Доказать.
С Катей. 1. Спросить, почему она больше не надевает золотую рыбку, сказать, что очень к ней идет.
2. Спросить, почему их отца зовут Адам. Русские так не называют, а у поляков был Адам Мицкевич. Не поляк ли? Тогда, значат. у них совсем, как у нас: отец поляк, мать русская.
3. Придумать еще что-нибудь.
С Наташей. Уверять, что очень обижен за рябчика. Веснушки.
С Зиной Белобородовой. Как мы катались на ледяных горах.
И так дальше.
Этот вечер и моей памяти полон Наташею и еще - жестокою обидою, которую мне нанес папа.
Наташа из трех сестер была младшая, она была на пять лет моложе меня. Широкое лицо и на нем - большие лучащиеся глаза, детски-ясные и чистые; в них, когда она не смеялась, мне чувствовалась беспомощная печаль и детский страх перед жизнью. Но смеялась она часто, хохотала, как серебряный колокольчик, и тогда весь воздух вокруг нее смеялся. Темные брови и светлая, как лен, густая коса. У всех Конопацких были великолепные волосы и чудесный цвет лица,
Помню Наташу в тот вечер, - в белом коротком платье с широкою голубою лентою на бедрах, быстро семенящие по полу детски-стройные ножки в белых туфельках и белых чулках. И когда для вальса или польки она клала руку мне на плечо, ее лицо переставало улыбаться, и огромные глаза становились серьезными и лучистыми, как у мадонны.
Я пригласил ее на кадриль. Сели. Я сказал:
- Наташа! Первого января, на вечере у вас, вы меня жестоко обидели.
Наташа смущенно подняла темные брови и растерянно взглянула на меня детскими, ясными своими глазами,
- Чем?
- Вы сказали, что вы терпеть не можете рябчиков. - Ну, так что ж? - Ее бровь насмешливо дрогнула.- А вы разве рябчик?
Зловеще-трагическим голосом я ответил:
- Да! И вы сами знаете, - это вы намекали на меня.
Наташа засмеялась колокольчиком.
Скрипки и контрабасы в передней заиграли первую фигуру кадрили на мотивы "Прекрасной Eлены" (четыре музыканта с красными кончиками носов и щетинистыми щеками). Дирижер закричал:
- Commencez! (Начинайте! (франц.))
Свободное копирование
