25.05.1950 Калуга, Калужская, Россия
В 10 класс к нам пришёл Альберт Боровков, высокий белокурый атлет с сильным тенором и быстро приобрёл популярность у наших девочек (например, у Иры Жиляевой), но большого внимания к ним не проявлял. Как и меня на фотографии его нет. Витя, Алик и я превратились в триумвират на многие годы. Мои родители хотели, чтобы мы втроём поступали в медицинский институт. С агитационной целью мой отец решил познакомить нас с ассистентом 2-го Московского мединститута Виктором Сергеевичем Савельевым, руководившим в 1951 году производственной практикой студентов в Калуге. Более часа бесполезно просидели мы втроём на деревянной лавочке напротив хирургического корпуса железнодорожной больницы, ожидая московского хирурга. Тогда уже проявилась склонность будущего академика и главного хирурга СССР к злоупотреблению спиртным, к чрезмерному зазнайству и грубости. Я думаю, это сыграло роль в судьбе трех хороших ребят. В тот же день Виктор и Алик уехали в Москву и сдали аттестаты зрелости в Московский станкоинструментальный институт, Мончинский- в МВТУ( поступил через год), а Фомин - в МЭИ. Чуть позже других получившие аттестаты медалисты подали документы: Куняев -в МАИ, Андрианов - в Ленинградское военно-морское инженерное высшее училище им. Дзержинского. Поддался и я общему поветрию и сдал документы в технический вуз -МЭИ. Когда мы с папой шли в приёмную комиссию в главный корпус института увидели ужасную картину, как из обрушившейся траншеи откапывали находившегося без сознания (а может, мертвого) землекопа, выгребая от головы песок и землю руками.
Верхний ряд слева открывает Юрий Левин. Неглупый, но ветреный юноша, высокий, рыжеволосый еврей, поэтому по определению не мог быть другом Куняеву, с детства не терпевшего эту нацию. Как и Юра Никольский, Левин претендовал на серебряную медаль. Но "серебро" дали только "золотоискателям". Левин 1 или 2 года учился в Московском институте лёгкой промышленности, но покинул его и дальнейшая судьба его мне мало известна.
Третьим стоит Юрий Георгиевич Андрианов, он боролся за золотую медаль, но, как и я, получил серебро. Близким был с Богдановым, Куняевым, Мончинским, Ряжновым, потому что все они жили рядом. Хотел всегда поступить и поступил в Ленинградское высшее военно-инженерное училище, знаменитую "Дзержинку" .
Осенью 1952 года он поздним вечером приехал к нам с Куняевым на квартиру на Рождественской улице в курсантской морской форме. Мы с восторгом его встретили случайно сохранившейся у нас уже начатой бутылки водки. Водки, как впрочем, и закуски, не хватило и мы "оприходовали" знаменитый "Тройной одеколон", которым я и Стаська обливали лицо после бритья. Несколько следующих месяцев я не переносил запаха этого дезинфицирующего кожу средства и навсегда перестал пользоваться им.
Окончив училище, Андрианов оказался в Калуге военпредом на заводе и прослужил на суше до пенсии. Присутствовал на всех наших встречах. Живёт в центре Калуги, женат, сын и дочь, а теперь, наверно, и внуки.
Следует за ним Борис Наумович Горелов, игравший на третьей доске в нашей школьной шахматной команде. Шутник и балагур, абсолютно незловредный, близкий друг мой и, что удивительно, Куняева, который уже в школьные годы не очень - то жаловал евреев.. Как и Куняев, "Барсик" любил подурачиться, одарить кого-нибуть прозвищем. К Куняеву прилипло прозвище " Шнобель" ( за сломанный в драке приплюснутый и кривоватый нос). Отец Бориса работал в пивной палатке недалеко от школы, и компания Куняева нередко паслась там. Я к пиву был равнодушен всю жизнь и ни одной кружки "на халяву" там не выпил.
Я часто бывал дома у Бориса, играл в шахматы, хорошо знал родителей и сестру. Борис в свою очередь приходил к нам домой играть в шахматы и шашки со мною и Валерием, поэтому мои родители тоже хорошо с ним были знакомы. Эта дружба продолжалась позже, когда окончив московские институты (рыбный и медицинский соответственно), мы оказались в Калуге. Он, солидный, где-то даже тучный, не один раз приходил с невестой к нам с Неллей в первую нашу 12-метровую комнатку. Пили настоянный на лимонных корочках разведенный спирт, купленный по дешёвке у рабочих спиртзавода, который был у нас под окнами, через дорогу. Бедный Борис не успел жениться. Будучи в командировке в Переславле-Залесском, он был оперирован в местной больнице по поводу острого холецистита и там умер на 6-ой день то ли от перитонита, то ли от тромбоэмболии в 1960 году, первый из нашего класса.
Мне приходилось очень много раз и подолгу быть в командировках во многих городах и поселках Смоленской , Брянской, реже в Калининградской и Калужской областей и всегда я вспоминал Барсика, его трагедию и насколько опасно отрываться от дома
Рядом с Гореловым стоит высокий мальчик с лицом херувима, Юрий Александрович Никольский, ("Никола") самый молодой из нас, 1934 года рождения. Он косил левым глазом, заикался, особенно когда волновался. Его неуклюжая походка, особенно не координированные движения во время занятий физкультурой, вызывали не злобные, но всё же колючие насмешки, ведь все ребята в классе были хорошими спортсменами, занимались легкой атлетикой, гимнастикой, плаванием, шахматами, лыжами, футболом, многие показывали высокие результаты в областном масштабе. Юра знал свои физические недостатки, на ребят не обижался, переносил шутки стоически. Он был добрым, умным, учился ровно ( " тянул на серебряную медаль", но не дотянул), имел сильные руки, симпатизировал без взаимности Маргарите Копыловой из параллельного класса, что было ещё одним поводом для шуток.
Отец его работал выпускающим редактором в областной газете "Знамя" до 1950-го года. К 70-летию И.В. Сталина перед Калужским педагогическим институтом воздвигнули огромную статую вождя. Об открытии памятника какой-то журналист написал статью. А вскоре Александра Никольского сняли с работы, за то, что он как выпускающий допустил "ляп": памятники ставят умершим, а живым, каковым был Иосиф Виссарионович,- монумент. Этот известный в городе случай мои родители использовали как аргумент, отговаривая меня от литературной деятельности.
Юра не блистал на ниве школьной литературы, но по окончании школы удивил всех нас. Он написал большую рецензию на незадолго до этого опубликованный, но много нашумевший в стране роман Коптяевой "Жатва", и послал её в солидный ленинградский журнал "Звезда". Рецензию опубликовали. Я об этом узнал, уже учась в МЭИ. Как-то вечером Никольский, студент института тонкой химии им. Ломоносова, пришел в общежитие к нам с Фоминым и со смехом рассказал, что получил гонорар , купил наручные часы и "обмыл" их, в беспамятности оказался в канаве и проснулся без часов и остатка денег.
Юра часто приходил к нам в "общагу" (играли в китайскую игру "гоп-доп", в карты, в другие студенческие забавы, но никогда не пьянствовали!) и оставался ночевать на спинке чёрного дерматинового дивана, стоявшего в коридоре недалеко от двери в нашу комнату. Спинку мы затаскивали в каморку, в которой мы (аборигены -Фомин, Миронов, Малышев и я), спали на двухъярусных кроватях. Так наша дружба началась... и закончилась в январе 2000 года, когда Юра, вернувшись из поликлиники, (где установили межреберную невралгию и назначили анальгин) скончался от инфаркта миокарда, одинокий, сидя на стуле за столом в своей, заваленной газетами и книгами, однокомнатной комнате.
09.12.2013 в 20:35
|