Автобиография семьи. Белгород-Днестровский (Аккерман) - 19

Праздник Великой Октябрьской социалистической революции в 1948 году пять одноклассников - Фудулаки, Демидюк, Беззубенко, Полубояров и я - решили отметить вместе. Договорились сложиться по 15 рублей, а Валик Фудулаки принесет еще литр вина из семейного винного погребка. Два литра вина докупили, а на оставшиеся деньги купили закуски: соленые огурцы, капуста, картофель... Кое-что из еды добавил Полубояров, в квартире которого мы наметили собраться с разрешения его родителей, уходивших в гости. После демонстрации мы наблюдали соревнование по волейболу, где блистал старший брат Виктора Полубоярова -Анатолий, красивый атлетического сложения юноша. К 20 часам мы пришли к В.Полубоярову, который жил рядом с школой. "Мужская" кампания весело отмечала праздник, пели песни, играли, во что только могли, когда пришли брат с девушкой. Они немного посидели с нами за столом, пропустили пару тостов, сообщили результаты соревнований по волейболу и ушли. Мы продолжали гуляние, слушали пластинки, радио, "Голос Америки", дурачились. Стемнело. Веселье было в разгаре, когда мы обнаружили, что вино кончилось. Собрали еще 10 рублей и отрядили Фудулаки, у которого был знакомый продавец вина, и меня в погребок за литром эликсира. Узкими тропами между частными домами и огородами мы дошли. Сначала хозяин не хотел идти отпускать такую малую дозу вина, но Валик уговорил. Впервые и наверно в последний раз я увидел просторный насыпной ангар-подвал с двумя громадными горизонтально установленными бочками.

   Эта литровая бутылка хотя домашнего, сухого, виноградного, но всё же вина оказалась лишней. Еды ведь было мало. Мне стало сразу плохо, и за дверью с порога частного дома Полубояровых из меня вырвалась вся пища и вино. Шутка ли выпить четыре стакана красного вина! Такая скоротечная реакция моего организма на лишнюю дозу алкоголя еще много раз выручала меня в жизни. Умывшись, побрызгавшись одеколоном, я вернулся в форму. Потом мы, 15-летние юнцы, обнявшись и, горланя во весь голос, не очень твердо шли по мостовой улицы домой. Придя, домой около полуночи , я застал всех спящими, кроме бабушки Сатеник, Она приехала из Москвы в гости и подарила мне изумительной красоты галстук и прекрасные коричневые кожаные туфли.. Она ждала меня и спросила, где я был так поздно. Я буркнул, что был на последнем сеансе кино, и, быстро раздевшись, нырнул на раскладушку (бабушка занимала мою кровать), стоявшую в большой комнате. Закрыв глаза, я стал летать по дому, как Вий, пока не заснул. Так прошла моя первая встреча с вином.

   На другой день я узнал, что у Валика извержение всего излишнего выпитого и съеденного возникло ночью и превратило кровать в кошмар. Влетело ему от родителей. Остальные "гусары" оказались крепче.

   Хочу отметить, что никто в нашем классе не курил, не пьянствовал (кроме Масловского) и только Никифоров, старший из нас, первый познал плотскую любовь, с какой - то 16-летней проституткой, о чём немедленно нам сообщил, предлагал её нам, но ни у кого не возникло желания последовать за ним.

   После окончания 8 класса и моего отъезда в Калугу подросший Валентин Фудулаки занял место лидера. Дружеские связи и переписку мы поддерживали до распада СССР в 1991 году. Окончив машиностроительный институт, он работал инженером в Орле. В конце 60-х ему предложили перейти на партийную работу, учиться в Высшей партийной школе в Москве. Я в этот момент руководил врачебной практикой студентов 4 курса СГМИ в Белых Берегах Брянской области. Валентин Фудулаки приехал ко мне из Орла, и по моему совету поехал в Москву на 3 года. Перед окончанием ВПШ мы последний раз встретились - в Москве. Это был уже другой, уверенный человек, с чувством высокого превосходства, хотя и по - дружески простой в обращении. Его направили в Кишинёв, где он стал руководителем города, членом ЦК Молдавии. Мы оставались друзьями детства, но так я и не собрался в гости в Молдавию. Наверно, плохо приглашали.

   Многие ребята и девочки в классе были моими друзьями, в первую очередь Борис Рыжих, Евгений Федорович Зырянов, ставший кораблестроителем в Ленинграде, Лёца Соловьёва, в замужестве -Макарова, учительница в Затоке, с которой я переписывался до её смерти в середине 70-х. Чуть раньше умерла от рака груди Маша Зубкова, которую я рисовал на уроках. Наша староста Лора Бакалова стала врачом. Все одноклассники мне очень дороги. В школьные годы периодически у нас возникали обиды и ссоры, обвинения в предательстве и других грехах, но никогда у нас не было враждовавших кланов, зависти, нездоровой борьбы за первенство, драк между собой.

   Восьмой класс мы начали в новой школе, которую построили недалеко от крепостной стены. Вокруг школы обширный пустырь, вывезя строительный мусор, мы, под руководством учителей, засадили деревьями, украсили клумбами. Посеяли траву, посадили цветы разбили волейбольную площадку. В школе появились новые кружки. Я, как в известном стихотворении Маршака ("Драмкружок, кружок по фото, да еще и петь охота"), записался почти во все. З.В. Быковец создала школьный хор, и мы все под её дирижерство стали выступать сначала в школе, а затем на сцене театра. Репертуар: "Марш энтузиастов", " Гимн демократической молодёжи", " Ганзю-птичку" и другие народные украинские песни. ( В Калуге Махнорылов создал тоже школьный хор, но туда учеников силой загоняли!) В гимнастическом кружке я стал осваивать упражнения на параллельных брусьях и других снарядах. Ловкий, с вратарской прыгучестью, я прилично играл в волейбол, и девочки выбрали меня в тренеры своей команды. Чтобы не осрамиться, я брал в городской библиотеке книжки о волейболе, серьёзно штудировал методические рекомендации, а вечерами собирал на школьном дворе своих девчонок и старательно отрабатывал с ними технические приёмы. Удивительно, что, имея множество общественных "нагрузок", я успевал еще прилично учиться.