Автобиография семьи. Великая Отечественная Война - 28

Дальнейшая жизнь подтвердила ужасное впечатление от класса. Разные ребячьи группировки жили самостоятельно, своими интересами. Группа братьев Миловановых отчаянно хулиганила в школе и на улице. В классе была ниша с дверцами, где вешали осенью-зимой пальто. Хулиганы прятались там на уроках и мочились в карманы пальто, обрывали вешалки. На переменах класс обязательно проветривали, открывая форточки, дежурные вытирали черную классную доску, а ученики выходили в коридор. Широкий коридор был всегда очень шумным. Если дежурными были миловановцы, то мы выходили с портфелями, сумками, потому что из парты исчезали учебники. Так я лишился взятой в школьной библиотеки книги "Спартак" Р. Джованьоли и не мог пользоваться библиотекой пока не отдал взамен тётин том " Детство. Отрочество. Юность." Л. Н. Толстого. Домой мы уходили, спускаясь по лестнице строем по-классно, вместе с учителем. Ловкачи умудрялись в этот момент расстегнуть чужой портфель и украсть дорогостоящий и дефицитный в военные годы учебник, чтобы продать его на рынке, который был как раз напротив школы. У меня тоже выкрали учебник английского языка, пришлось потом покупать его на том же рынке за 3 червонца. Миловановым ничего не стоило во время сеанса в кинотеатре "Шторм" на улице Русаковской, куда мы ходили, распороть бритвой по шву кожаное пальто сидевшего впереди зрителя. Они же выкрали к концу учебного года из учительской классный журнал, потому что учились отвратительно. За это их, наконец, исключили из школы к общему облегчению.

   К группе Миловановых были близки друзья Аркадия Бойко, того долговязого недоросля, который свинтил у меня серебряный значок латышских стрелков в первый день. Эти больше озоровали вне школы. За их "подвиги" учащиеся фабрично-заводского училища пришли весной к Бойко домой, чтобы его отколотить. Аркадий вышел на балкон своей квартиры и метнул в толпу "фабзайцев" боевую гранату! Гранат в Подмосковье хватало. Больше Бойко в школе мы не видели, говорили, что его арестовали. В конце 50-х годов на стадионе Лужники я наблюдал мотоциклетные гонки на ледяной дорожке и услышал, как диктор объявил среди участников заслуженного мастера спорта Аркадия Бойко.

   Некоторые ребята держались особняком. Виля Баранников ходил заниматься в секцию бокса, но в классе ни во что не вмешивался. В будущем он стал знаменитым боксёром.

   Вначале я сидел за партой с Десятниковым, старостой класса, самостоятельным, но не влиятельным крепышом. В добрых делах заводилой был Савченко, мальчик с украинской фамилией, но монголоидной физиономией и телосложением, порядочным, живым, хорошими способностями. Близких отношений с Десятниковым не сложилось, и я пересел к Боре Базыкину. Постепенно образовался круг ребят с одинаковыми интересами: Юра Голубев, Вадим Дукельский, Базыкин и я. Ближе всего мне был Юра. Мы часто были друг у друга дома, благо жили близко. У него было духовое ружье и наша компания не раз организовывала в квартире соревнования в стрельбе по мишеням. (5 лет спустя я удивил в Калуге учителя военного дела выбив из мелкокалиберной винтовки с первого раза 43 очка из 50!). В квартире жили кролики, но стрелять в них не пытались.

   Мы много играли на равных в шахматы. У Юры впервые я увидел с удивлением книги по шахматам, узнал правило " взятие на проходе". Он охотно давал мне читать интересные книги из своего дома, главным образом о морских путешествиях, приключениях - Купера, Майна Рида, Джека Лондона. Для меня это было большим благом, потому что школьная библиотека мне долго оставалась недоступна по известным причинам, а в городские т. Тире записать меня, видимо, было недосуг, ведь на неё легла вся тяжесть заботы за старенькую маму детей и меня. Одну из книг родители не разрешили выдать в чужие руки, тогда Юра несколько вечерних часов рассказывал её мне близко к тексту на прогулке по кругу от Казанского вокзала до школы - по Долгопрудной и Русаковской. Это был знаменитый Тарзан, книга о котором не переиздавалась в СССР с 1905 года! Через пару месяцев Голубев всё же выцыганил у родителей и вручил мне маленький том с желтыми от старости, потрепанными, зачитанными страницами, и я с упоением прочитал сочинение Берроуза самостоятельно. По примеру Юры Голубева я в будущем много раз перерассказывал эту книгу и многие другие своим школьным друзьям в Белгороде-Днестровском и Калуге. Это было много раньше, чем на киноэкранах показали незабываемый "трофейный" Тарзан.

   Юра, как и я, коллекционировал марки и деньги. У меня сохраняется подаренный им серебряный гривенник Екатерины П. Юра открыл мне Айвазовского. Когда мы стали сидеть за одной партой, то в свободные минуты рисовали парусники, учили морскую терминологию. За 10 лет учёбы в 10 школах у меня было очень много хороших друзей, оказывавших на меня воспитательное влияние, но только Юра Голубев был бесспорным авторитетом, повлиявшим на становление в детстве. Спокойный доброжелательный эрудит, маленький интеллигентный профессор. Я чувствовал его превосходство, принимал его. В других классах я превосходил друзей, был авторитетом.