Автобиография семьи. Великая Отечественная Война - 29

   Я начал занятия в 5 классе, пропустив всю первую четверть и практически не учившись в 3 и 4 четвертях 4 класса. Усваивать математику, русский и английский языки было очень трудно. Многие часы тётя просидела со мною над грифельной доской, привёзенной из Латвии, вечерами решая сложные арифметические задачи. Тётя Тира, работала бухгалтером в детском саде, который посещали дочери. Я ходил иногда в детсад забирать девочек самостоятельно.

   Учитель русского языка и литературы Сергей Александрович Ремизов, справедливый старичок с старой дореволюционной интеллигентской бородкой и усами и с такой же старорежимной добротой, был самым любимым всем классом. Он жил в Лосиноостровской, в собственной хибаре, электричкой приезжал рано, собирал в школе в 7 часов утра всех не успевавших учеников на дополнительные занятия и терпеливо объяснял правила, диктовал примеры - добросовестно учил и воспитывал бескорыстно. Когда весной он простудился и слёг, весь класс собрал сахар и бублики, которые нам выдавали к завтраку в школьном буфете. Делегация, в которую, помню, входили Савченко, Десятников, Голубев, Дукельский и я, поехали в Лосиноостровскую. Везли любимому учителю вязанку бубликов и горсть сахара собранные в голодный 1945 год от души, спонтанно, без указки свыше. Видели бы Вы эти добрые глаза нашего Учителя!

   Другие учители были иные. Учитель военного дела и физкультуры фронтовик, потерявший на фронте глаз, носил на голове черную повязку. Он был очень раздражителен, нервный, хорошо разбирался в стрелковом оружье, но вряд ли имел педагогические навыки. Детские шалости вызывали у него взрыв ярости. Когда Милованов в строю под командой "смирно" потащил меня сзади за галифе, нарушая линию, "Одноглазый" подошел, взял его за грудку и швырнул в шведскую стенку так, что сломалась перекладина.

   Учитель географии любил сверлить отвлекавшегося от объяснения урока указкой, а то и стукнуть ею по спине. Математик больно сдавливал лобные кости своей могучей дланью. И все это не в шутку, а с злостью, сильно, больно. За дополнительные занятия со мною английским языком т. Тира платила учительнице.

   Жил в семье т. Тиры под присмотром бабушки Сатеник, которая меня любила как первого внука. Кузины семилетняя Нелла и шестилетняя Елена - ходили в детский сад, куда я иногда за ними хо с т. Тирой и даже один. В доме все говорили по-армянски, я просил перевести и постепенно стал кое-что понимать, но никогда не разговаривал. Питались как все, а весной несколько раз получали вещевые посылки от дяди Артёма, которые содержали круги самодельной колбасы (краковской?), вкус которой уже к тому времени я забыл. Однажды, ко всеобщей радости, дядя Артём приехал на несколько дней в Москву с ординарцем, которого звали Казбеком , веселым, по- кавказски шумным. Он был холост, но как-то неосторожно сказал при мне, что в Германии у него под каждым кустом дети. Я не забыл. Семья Мирзаджановых на десятки лет (всю жизнь д. Артёма и Казбека) породнилась с Казбеком. Работая в "Смерш"е, они привезли в Москву несколько маленьких трофейных пистолетов. Я их видел, держал в руках, куда они девались потом, не знаю. Когда папа приехал в Москву забирать меня, д. Артём подарил ему один бельгийский браунинг.

   С Марленом я общался ежедневно на кухне, бабушка его не любила, считала его шелапаем, поэтому в комнату допускался редко. Играли в конфетные фантики, в карты. Зимой катались в Сокольниках на лыжах, летом одни ездили на метро в Центральный парк культуры и отдыха, где развлекались, как придётся. В шахматном павильоне впервые увидел корифеев, играл в бильярд с металлическими шарами под навесом ( 1 час - 3 р.) Здесь же часами ходили на грандиозной выставке трофейного оружия. Пушки, танки, самоходки со всей Европы, легковой автомобиль забитый фашистскими орденами, чего только там не было длинными рядами установлено под открытым небом. И мальчишечья мечта - хоть что - ни будь ТАКОЕ стащить!