Накануне, 28 октября 1955 года, мы видели линкор, проходивший траверз Стрелецкой бухты при заходе в Главную базу, а утром 29-го пошли разговоры о поступлении раненых в овровский лазарет, о каком-то взрыве…
На следующее утро я поехал на Графскую пристань и увидел днище перевернувшегося линкора… Страшная картина. Флот, город были потрясены. Ходило много всяких слухов. Заменили командующего флотом, сняли с должности командира дивизии ОВРа и приказали провести повторное траление всех бывших опасных от мин районов.
Мы выходили из Стрелецкой с началом утренних сумерек, «привязывались» у вехи на выходе (на корабле стоял приёмоиндикатор «Координатора» и размещалась радиодальномерная партия) и следовали в район траления с расчётом к восходу солнца поставить трал и лечь на галс. Выбирали трал к моменту захода солнца с тем, чтобы в светлое время очистить трал и вовремя заметить мину.
А мины попадались. И мой друг, командир БЧ-2-3 Толя Сурин садился в спущенную на воду шлюпку, подходил к «рогатой», укреплял взрыв-пакет, поджигал бикфордов шнур и командовал гребцам: «Навались!», засекая при этом время по секундомеру. Гребцы дружно «рвали» вёсла, а после нескольких яростных гребков следовала команда: «Ложись!». Гребцы падали на дно шлюпки, и она шла от мины ещё какое-то расстояние по инерции. В это время раздавался взрыв.
После уборки трала следовали в базу. Сначала на заправку в нефтяную гавань и так далее. А утром опять всё повторялось. На галсах я не отрывался от планшета, наносил обсервованное место каждые 2-3 минуты по данным «координаторщиков», давал корректуру курса.
И так день за днём, почти без выходных…Легче стало, когда установили прибор Подзолкина. Мичман радиодальномерной партии Николай Николаевич Подзолкин разработал устройство, которое было связано с приёмоиндикатором «Координатора», позволяющее заранее рассчитывать линию пути на галсе. Матрос – рулевой, управляя рулём, удерживал светящийся крестик, нанесённый на барабан, на линии пути. Ну а штурман отмечал координаты на планшете и контролировал рулевого.
Напряжёнка была сильная. Контактный и придонный тралы мы ставили утром и выбирали к вечеру, а электромагнитный – не выбирали сутками… Когда заходили в базу, все стремились на берег, но ведь существовала очерёдность схода.
До лета 1955 года я не очень стремился на берег. Во время моего отпуска в сентябре-октябре 1954 года мы с Наденькой стали мужем и женой (3-го октября), но она ещё на несколько месяцев оставалась в Ленинграде – надо было сдать экзамены, оформить перевод на заочное отделение и так далее. Только летом 1955 года я привёз её в Севастополь, снял комнату в частном доме на улице Частника. И, конечно, теперь был готов ночью добираться из Нефтяной гавани в Карантин, где мы снимали сырую времянку, чтобы попасть домой. Это были молодые годы!
4 июля 1956 года Надя в Ленинграде родила дочь. Назвали её Светланой.
Мне корабельный почтальон принёс телеграмму. Корабль стоял на Каменной пристани, рядом с тральщиком «Т-809». Штурман тральщика Вася Сударов послал меня за бутылкой, мы с ним «хорошо» отметили. Он уложил меня на койку, а сам пошёл штурманить. Он был повыше и покрепче, а наши тральщики шли в паре.
В 1956 году у нас сменился командир. На место уволенного в запас Иванова пришёл старший лейтенант Валентин Сучков. Осенью 1956 года всем нам присвоили звания старших лейтенантов.
1956 год – год ХХ съезда партии. Доклад Н.С. Хрущева читали на собрании, обсуждали между собой. Большинство было потрясено. Преступления периода культа личности коснулись многих. Со мной в школе учились ребята, отцы которых пострадали во время репрессий по «ленинградскому делу»: Толя Решкин – сын заместителя председателя Ленгорисполкома, Юра Боровик, Слава Берлин и другие. Мой родной дядя Гриша – младший брат моей мамы – был ложно обвинён в 1938 году в попытке навредить здоровью красноармейцев. Он был военным врачом. Получил 10 лет. За 11 месяцев поседел, лишился зубов и так далее. А затем – освободили, послали на лечение в санаторий. Ошибочка вышла…
В 1957 году наш тральщик много работал в районе бухт Узкая и Ярылгачская. Тралили на якоре электромагнитным тралом ТЭМ-52. Ни одной донной мины за всё время не вытралили. Только контактные, «рогатые», выставленные нами во время войны.