Записки неизвестной - 83

Васильчикова торопилась как можно скорее устроиться где-нибудь в окрестностях Неаполя и потому спешила. Александра Ивановна очень уговаривала меня поехать вместе с ними, но я чувствовала непреодолимое желание еще несколько дней насладиться Римом и притом же был законный предлог остаться. Я обещала Александре Ивановне сделать для нее портрет с себя в Риме. Скотти начал его писать, но не успел кончить. Следовательно и для окончания портрета мне нужно было остаться в Риме.

Хозяин палаццо, но отъезде Васильчиковой, согласился уступить мне вашу квартиру пока я останусь в Риме за самую умеренную плату. Сначала мне было несколько страшно жить одной в большом доме, остаться одной в Риме, но все обстоятельства моего пребывание там устроились так удачно, что я с удовольствием буду вспоминать дна которые провела в вечном городе.

Накануне моего отъезда ко. мне собрались некоторые художники, Иордан, Завьялов, Пименов, Скотти. Мы говорили о России, много читали стихов, и мне живо припомнилось то время, когда в Петербурге, при моем добром муже, у меня собирались люди, трудившиеся также для искусства, науки, литературы.

Я решилась ехать в дилижансе. В Албаво не останавливалась и ничего не видала. Вечером, когда проезжала Понтинские болота, меня предупредили, что опасно слать: легко схватить лихорадку, но я не выдержала и заснула крепким сном. Ночью приехала в Террачину, где должна была ожидать дилижанс из Неаполя, и пробыла часа два. Много гуляла по морскому берегу. Огромная скала с развалинами дворца Теодориха, к сожалению не ясно рисовавшимися при тусклом на этот раз сиянии луны, плеск волны, фосфорические огненные мушки летавшие по воздуху,— все это было упоительно и знакомило с наслаждениями южной природы. Террачина осталась опасною только в опере Морской Разбойник: теперь о бандитах и слуху нет. Сознаюсь, к стыду моему, что я проспала Моль-де-Гаету и почти беспробудно спала до самого Неаполя. Вероятно Понтинские болота, вместо лихорадки, навеяли на меня этот богатырский сов.