Судьба одной дворянской семьи... - 25

Вскоре город быль почти окружен и осаждавшее войско стало делать серьезные атаки. Кажется, с 8 или 9 августа (бомбардировка Лиона началась 22 августа. См. Мортимера-Терно, 8-й Т. кн. XLV, глава VIII, где рассказана осада Лиона. Рассказ историка в общей вполне совпадает с воспоминаниями Ал. дез-Эшероль. —  Прим. переводчика) начали к нам летать бомбы. Я совсем не ложилась в первую ночь бомбардировки: страх и отчасти любопытство не давали мне спать несколько ночей к ряду, как и всем другим обитателям этого дома. Несколько человек приходили на ночь к нам, считая наше помещение самым безопасным во всем доме. Странное это было собрание, где каждый вносил в общую массу ощущений свою долю малодушие или мужества. Друг другу поверяли свои страхи и сомнения, подходили с любопытством к окну для того, чтобы от него отскочить с ужасом, когда вдруг раздавался оглушительный треск разрывавшейся бомбы. Если бы бомбы не носили с собою смерти, он представляли бы очень интересное зрелище.

Я проводила ночи у окна, следя за тем, как эти падающие звезды описывали в воздухе огромную дугу и потом со свистом опускались вниз, чтоб разорваться с ужасным треском. Это было великолепно и вместе ужасно. Я не могу забыть некоего Бертелье, который вместе с другими искал спасения в гостиной моей тетушки. Столь же любопытный, как я, но более трусливый, он тихонько на цыпочках подкрадывался к окну, словно боясь пробудить бомбу, осторожно приподнимал кисейную занавеску, чтобы взглянуть на нее сквозь стекло, а как только она начинала опускаться, занавеска выскользала из его рук и он сам прятался за эту легкую кисею, как за медный щит; его страх до того меня забавлял, что я забывала о своем собственному

Бомбардировка продолжалась с ожесточением. Загорелся арсенал, и уверяли, будто его подожгли якобинцы; осаждавшие тотчас направили на него свои бомбы и тогда уже стало невозможно бороться с пожаром. Взрыв был ужасен; все небо пылало огнем и свет был до того ярок, что нам показалось, будто пожар рядом с нами, или даже в самом нашем доме. Я была в невыразимом волнении, особенно за отца, который уже лег спать. Его беспечность лишь увеличивала мою тревогу. Он почти никогда не появлялся на наших ночных собраниях. Предоставляя нас самим себе, он спал точно про запас в ожидании назначения, которое ему предстояло. Мне приходилось несколько раз будить его. "Батюшка, вставайте!" — "Что случилось, дитя мое?" — "Бомбы! Разве не может одна из них упасть сюда? Вы можете быть убиты в постели!" — "Не упадет, дочь моя!" И он засыпал крепче прежнего. Я положительно не могла постигнуть, как этот постоянный грохот орудий и ежеминутная опасность не нарушали ни его сна, ни душевного спокойствия!

Наконец, мысль о пожаре совершенно охватила меня и, чуть не радуясь тому, что имела настоятельный повод разбудить отца, я бросилась в его комнату и закричала над ним изо всей мочи: "Пожар, батюшка, пожарь! вставайте же!" — "Что, что? — проговорил он спросонья, — где же пожар?" — "Очень близко от нас, очень близко, посмотрите, какое зарево!" Он тотчас встал, и вот каковы впечатления юности: я была в восхищении, что нашлась причина, какова бы она ни была, заставившая отца покинуть постель, в которой, мне казалось, смерть могла поразить его гораздо легче, чем в ином месте. Его спокойствие, так мало гармонировавшее с нашим тревожным настроением, возбуждало во мне сильнейшее нетерпение. Впоследствии я поняла это, но в то время далеко было мне, глупой девочке, с моими страхами, до хладнокровия испытанного старого воина. Как скоро я увидела его в движении, я успокоилась, хотя он теперь гораздо более подвергался опасности, потому что сейчас же ушел из дому.

Он скоро вернулся и сказал нам, что это горит арсенал; в нескольких других местах виднелись пожары по ту сторону Соны. Я вместе с отцом сошла вниз к берегу этой реки; мы приблизились к самому краю скал, обнаженных в это время вследствие понижения воды, и нашим взорам представилось грозное зрелище. Арсенал и вместе с ним более 300 домов были добычей пламени. Огненные языки, подобно каким-то чудовищным змеям, захватывали все, что могли достать, обвивали и поглощали в своей пасти жизнь многих людей, богатства, надежды, жилища огромного числа семейств, очутившихся в одно мгновение в одинаковой нищете. Страшное уравнение! Богатые и бедные вместе искали спасения за возвышением Перраш. Так как неприятельские батареи были направлены именно на те кварталы, которые горели, то невозможно было остановить распространение огня. Та часть, где мы жили, была отделена Соной и Роной от места, откуда стреляли из орудий; поэтому бомбы если и долетали сюда, то уже утративши свою силу. Впрочем несколько бомб произвели и здесь опустошения.

M-lle де-Бельсиз вместе с нами прошла через площадь, чтобы добраться до берега Соны. Она скоро заметила, что один из пожаров, от которого нас отделяла река, по ее соображению; был на улице Гренет, где жила ее сестра. Г. Миляне, ее зять, имел там большую типографию. "Если пожар у сестры — сказала она нам, — то я должна оказать ей помощь. Она дома одна с детьми; муж ее на своем посту. Кто знает, в каком она положении в настоящую минуту!" Задумано — и тотчас исполнено. Когда она подошла к каменному мосту, часовой остановил ее — женщин не пропускают; как она ни старалась склонить его в свою пользу, как ни умоляла его со всем жаром взволнованной души, — дисциплина не хочет знать родства. Тогда она возвращается к себе, переодевается в мужское платье, владеть за пояс два пистолета и снова отправляется. На этот раз она идет на Сен-Венсанский мост. "Куда идешь?" кричит ей часовой. — "На свой пост", смело отвечаешь она. — .Какой пост?" — "Красный крест". — "Проходи!". Несмотря на пистолеты, полудетский вид ее мог бы внушить подозрение, но в то время все привыкли видеть даже отроков с оружием в руках.

Действительно, пожар быль в доме ее сестры, которую она нашла занятой перевязкой одного из рабочих, раненого осколком бомбы (которая зажгла их дом), и потому не имевшей возможности справиться с требованиями минуты. Дети в слезах бросились в объятия тетки, которая сумела их успокоить и ободрить. Она провела здесь остальную часть ночи, помогая своими советами и содействуя собственноручно прекращению пожара; когда все приняло более спокойный вид, m-lle де-Бельсиз вернулась около шести часов утра домой, чтобы рассказать встревоженным родителям о своих ночных похождениях.