Мемуары герцога де Навайля - 34

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

1669

Тем временем и папа Климент IX по настоянию венецианцев просил короля прийти на выручку Кандии. Король прекрасно понимал: спасти этот остров, обложенный сорокатысячной турецкой армией во главе с самим великим визирем - дело нелёгкое, - но принимая близко к сердцу беды христиан и подавая пример остальным христианским государям, он пообещал папе, что пришлет помощь, распорядился отрядить корпус в шесть тысяч человек и милостиво спросил меня через господина де Лувуа, не соглашусь ли я командовать этими силами. Получив сей приказ, я возликовал и хотя сам вполне отчетливо представлял всю трудность этого предприятия, однако вдохновлялся религиозными чувствами и стремлением добыть себе славу в бою. Через несколько дней я отправился в Тулон, к войскам, порученным моему руководству, и пятнадцатого июня погрузился с ними на суда эскадры его величества, которую вел адмирал Франции герцог де Бофор.

Плавание наше было благополучным: девятнадцатого числа того же месяца мы бросили якорь на рейде Кандии. Здешний военачальник Морозини, капитан-генерал венецианцев, отсалютовал нам из всех своих пушек и мушкетов и когда наши корабли ответили ему тем же, отправил к нам с герцогом де Бофором военного инженера господина Кастеллана - с приветствиями и письмами (своим и господина де Сент-Андре Монбрёна), где нас просили выделить три тысячи человек подкрепления, поскольку союзники опасались внезапного нападения неприятеля предстоящей ночью.

На сушу я высадился в сопровождении полевого маршала господина Ле Бре и первым делом поспешил повидаться с господином де Сент-Андре Монбрёном, своим добрым знакомым, с которым отслужил несколько кампаний в Италии. Затем вместе с ним мы отправились к капитан-генералу; после взаимных приветствий тот предложил нам взглянуть, как оброняется бастион Святого Андрея. Я увидел, что турки, свыше трех тысяч человек, действуют очень успешно, осаждая довольно слабые укрепления у пробитой в нем бреши. Затем мы приблизились к бастиону Сабионера, где неприятель довел свои траншеи до самого подножия бастиона и проделал в нем брешь, по ширине позволяющую пройти шеренге из тридцати человек, и осажденные не имели с той стороны иных укреплений; здесь вражеские атаки не были такими ожесточенными как у бастиона Святого Андрея, от которого Сабионера находилась на значительном удалении. Главная задача турок заключалась в том, чтобы завладеть подступами к порту: для этого они установили на побережье несколько артиллерийских батарей и беспрерывно палили по всем, кто входил или выходил из города. Эта тактика изматывала осажденных сильнее всего, а туркам доставляла наибольшие преимущества, ибо численность их не превышала десяти тысяч человек. Они даже представить не могли, что осажденные осмелятся на вылазку против их позиций.

Понаблюдав за ходом боевых действий, я предпринял разведку обоих мест, где стояли вражеские войска и понял, что единственная возможность воспрепятствовать взятию города - атаковать турок на позициях под Сабионерой, которые, как я уже упомянул, располагались далеко от бастиона Святого Андрея - местонахождения основных сил противника. Другого средства освободить порт от блокады не было, и выбей я турок из-под Сабионеры, мне было бы нетрудно прийти на выручку защитникам бастиона Святого Андрея, - а у тех еще оставалось достаточно материала, чтобы воздвигнуть у бреши своего бастиона новые насыпи. Я еще больше укрепился в намерении атаковать немедленно, когда Морозини сказал, что турецкая кавалерия, рассеянная по острову, тотчас поспешит на выручку своим квартирам, едва станет известно о нашем прибытии на помощь венецианцам. От меня не укрылось, что турки не прекращали работ по укреплению своего лагеря и даже начали возводить два редута у Сабионеры. Это побудило меня настаивать перед Морозини и маркизом де Сент-Андре Монбрёном на скорейшем начале штурма, не дожидаясь, пока враги подтянут кавалерию и надежно окопаются - ведь тогда у нас не останется ни малейшей надежды на успех.

Оба военачальника согласились со мной, добавив, что и сами давно поступили бы так, располагай они достаточным числом войск. Но стоило мне спросить, на какое подкрепление я могу рассчитывать, они, поразмыслив, ответили: не более трёх тысяч человек. Это меня очень удивило, ибо, составляя свой план, я надеялся, что получу гораздо больше, и стало понятно: венецианский посол накануне моего отъезда слукавил, утверждая, что по прибытии я найду под Кандией целых двенадцать тысяч. Не считая себя вправе настаивать на своем решении, я доложил о нем герцогу де Бофору, - но тот одобрил его и признал действия в соответствии с моим планом необходимыми для удержания города.

Ни галеры папы, ни флот короля еще не подошли, но если мы хотели освободить город от осады, нам следовало не дожидаться их, а застигнуть турок врасплох, когда те и помыслить не могли, что мы атакуем их немедленно после утомительного морского перехода. Мы рассудили, что время, необходимое им для приведения в порядок укреплений и соединения со своей конницей умалит их преимущество в виду уязвимости наших войск при высадке на берег, и решили действовать стремительно. Мне надлежало организовать высадку возможно быстрее, я приложил к тому все усилия и уже через сутки все мои отряды оказались на суше. Отдав все необходимые для этого случая распоряжения, я поинтересовался у Морозини и маркиза де Сент-Андре, когда же мне будут приданы обещанные три тысячи человек, но вдруг услышал как один говорит другому шепотом, что они не могут предоставить мне ни одного солдата, ибо им некого даже посылать в дозор. Можно представить, что я тогда подумал! Мысль о том, какому риску я подвергнусь, если предприму наступление одними лишь собственными силами, безо всякой поддержки, заставило меня поколебаться в своем намерении. Морозини, догадавшись об этом, поручился поддержать мою атаку двенадцатью сотнями человек со стороны форта Святого Андрея, дабы помешать туркам, стоявшим под его стенами, прийти на помощь тем, на кого мне предстояло напасть, - а кроме того послать четыреста землекопов заклепать вражеские орудия и разрушить укрепления батареи: это была единственная помощь, на которую я мог надеяться со стороны союзников. Господин де Бофор пообещал придать мне сто пятьдесят человек из судовых команд и подвести свои корабли к обоим местам сражений на расстояние мушкетного выстрела, намереваясь прикрывать наши атаки огнем корабельных пушек. Понимая, что город вот-вот падет и нет иного средства спасти его, я решил выполнить задуманное.

Стало известно, что мешкать долее нельзя ни дня: на выручку туркам уже подоспела часть их кавалерии, другая была на подходе, и они продолжали основательно укрепляться. Когда спустилась ночь, я сел в шлюпку и поплыл на разведку к тому месту, где решил атаковать их, а заодно осмотрел и форт Святого Димитрия, под прикрытием которого готовился ввести свои войска в бой. Выработав со старшими офицерами королевской армии порядок боевых действий, я доложил его Морозини и маркизу де Сент-Андре и попросил их высказать мнение о предстоящем важном сражении; те внимательно изучили весь мой план и заявили, что атака подготовлена по всей форме, и им нечего добавить к тем предосторожностям, которые я предусмотрел.

А силами я распорядился так: отделил от своих войск четыреста пехотинцев с пятьюдесятью гренадерами во главе, придал им три эскадрона кавалерии и поручил командование всем этим отрядом бригадиру господину Дампьеру. За ним должны были следовать рота гвардейского полка, полк Сен-Вальера, Лотарингский, Бретонский и четыре кавалерийских эскадрона, поддержанных полками Монтегю, Грансе и Жонзака. В резерв, который предстояло возглавить господину графу де Шуазелю, я поставил полки д'Аркура, Конти, Линьера, Розана, Монпеза и четыре других кавалерийских эскадрона для прикрытия флангов. В каждом полку было только четыре роты, а в каждой роте - лишь по сорок человек. Свой центр я разместил на возвышенности между двух неприятельских позиций, чтобы помешать их сообщению, между первой и второй линиями поставил пятьдесят королевских мушкетеров, а также сотню офицеров запаса, на чью помощь рассчитывал в крайнем случае. Морскую пехоту, которой предстояло высадиться слева от Сабионеры, возглавил сам господин де Бофор, хотя я и предостерегал его от участия в битве.

Пока господин Кольбер-Молевриер, которого я назначил бригадиром морских пехотинцев, подготавливал их высадку в порту, я распорядился навести через ров две переправы, чтобы облегчить вылазку. Не забывая, что превосходящие силы врага могли потеснить меня и вынудить к отступлению, я установил в форте Святого Димитрия много орудий, послал туда стрелков-мушкетеров, а два батальона, присланные с наших кораблей, разместил за пятидесят шагов от контрэскарпа.

В моем распоряжении помимо упомянутых батальонов находились лишь четыре тысячи пехоты и пять сотен кавалерии, - однако кавалеристы давали мне огромное преимущество, ибо неприятельская конница всё еще не подошла. Не следовало ждать успеха от лобовой атаки: неприятель засел в глубоких траншеях, окопался, и выбить его оттуда можно было лишь ударив во фланг или в тыл. Рассудив так, я вывел солдат через два заранее подготовленных прохода, велев соблюдать порядок и тишину. Под покровом ночи наше маленькое войско незаметно прошло совсем близко от позиций противника и приготовилось к бою. Рассвет занялся, когда маневр уже был завершен: нас заметили, едва наш арьергард успел образовать вторую линию. Солдаты, находившиеся на расстоянии выстрела от неприятеля, ринулись в атаку, прямо под огонь мушкетов. Перед траншеями враги выстроили два редута, на штурм которых я послал авангард господина Дампьера: тот, отважно сражаясь, завладел ими и уничтожил всех, кто пытался оказать сопротивление. Одновременно я напал на неприятельские позиции возле редутов, бросив в бой полки Сен-Вальера и Лотарингский. Те, кому я приказал занять траншеи и батарею, дрались так лихо, что вскоре майор гвардии господин де Кастеллан, командовавший ротами этого полка, не только стал хозяином неприятельских траншей, но и отбил у турок тридцать орудий и насыпи, окружавшие батарею. В ходе новой атаки врагов ждал окончательный разгром: основная часть неприятельских сил в беспорядке отступила на гору, возвышавшуюся поблизости, иные бежали, многие искали спасения в морских волнах, и я видел даже таких, которые, умоляя о пощаде, крестились и кричали, что они - христиане.

Прошло более двух часов, как мы овладели этой турецкой позицией, как вдруг на батарее из-за случайного огня взорвался порох. Злосчастный взрыв унес жизни многих наших солдат и офицеров, разметав гвардейские роты, занявшие этот участок. Турки, которые отошли было на гору, увидели случившееся и, ободренные подоспевшей к ним от бастиона Святого Андрея и из Новой Кандии помощью более чем в двадцать вымпелов, ринулись на нас. Мне пришлось выслать против них кавалеристов, но турецкому подкреплению удалось отбить их натиск и завязать бой с основными моими силами. Следуя за эскадроном Сент-Эстева, я контратаковал во главе королевских мушкетеров и гвардейцев и вытеснил противника с того участка, который ему удалось занять.

Незадолго до взрыва пороха, видя отступление врага и думая, будто победа уже обеспечена, герцог де Бофор оставил свои позиции, ибо не считал более необходимым удерживать их, и направился в нашу сторону, сопровождаемый одним лишь шевалье де Виларсо. По пути он наткнулся на один из наших отрядов, который теснили превосходящие силы турок, возглавил его, яростно сражался, но был покинут, и никто так и не узнал, что с ним сталось.

Тем временем турки, подошедшие со стороны бастиона Святого Андрея, окружили наш резерв. Господин Ле Бре, который вел бой в первой линии, заметив это, поспешил на выручку и сперва оттолкнул врага, но даже предприняв вместе с господином де Шуазелем, командиром резерва, все усилия, на которые способны столь отважные и опытные офицеры, не смог сдержать неприятельский натиск: обоим пришлось поспешно отступить. В этих условиях я пытался еще удерживать позицию, но поняв, что это невозможно, велел трубить отход и сам отступил едва ли не последним - за мной следовал только один дворянин по имени Ландо, всегда находившийся при мне и не покидавший меня в течение всей битвы. Я потерял семерых или восьмерых своих офицеров; господину де Ла Огетту, одному из моих адъютантов, мушкетной пулей раздробило лодыжку, мне самому удалось отделаться небольшими ранами на руках, и мою лошадь задело несколько раз.

Если эта битва, вопреки первоначальным ожиданиям, и завершилась для нас неудачей, то из-за того, что нашим кораблям так и не подвернулся благоприятный момент для бомбардировки неприятельских позиций; приказы, данные морской пехоте, не были выполнены; Морозини так и не отвлек турок планировавшимся нападением со стороны Святого Андрея, и не отправил, как обещал, землекопов на заклепывание орудий и срытие укреплений вражеской батареи у Сабионеры, хотя имел для этого достаточно времени; наконец из-за пресловутого взрыва двадцати пяти фунтов пороху в пороховом погребе, куда один из солдат нечаянно спустился с запаленным фитилем мушкета: этот взрыв посеял панику в наших рядах, ибо все решили, что турки привели в действие заложенные ранее мины. Тем не менее, наше предприятие нельзя было назвать бесплодным: мы убили, ранили и взяли в плен свыше двух тысяч турок, и если бы ни исчезновение господина адмирала и ни гибель нескольких других знатных военачальников, нам не пришлось бы сильно раскаиваться в этом фиаско. Отведя войска, я сказал, что не к чести им, начавшим бой столь отважно, упускать славу в самом его конце, и взрыв пороха не дает им права покинуть позиции: пусть-де подумают, как при случае, снова проявив храбрость, загладить позор своего отступления.