Мемуары герцога де Навайля - 22

Едва переведя дух, мы узнали, что во Францию вторгся герцог Немурский с большой армией, предоставленной ему испанцами. Господин де Бофор, который командовал войсками Месье, двинулся на соединение с нею, а принц [Конде] оставил Гиень, чтобы возглавить все эти огромные силы. Король, разделив руководство своими войсками между господином Тюренном и маршалом д'Окенкуром, отправился в сторону города Жьен, близ которого форсировал Луару. Получив известие, что господин принц в сопровождении всего лишь семи человек покидает Гиень, он разослал повсюду войска, чтобы захватить его - однако, тот благополучно достиг своей армии, никем не задержанный.

Армия же короля была разобщена, а генералы, подыскивая места для лагерей, куда больше пеклись о снабжении войск, нежели об их безопасном размещении. Принц [Конде], готовясь к войне, хорошо изучил диспозицию этих лагерей. Меня во главе одного из армейских корпусов отправили занять позиции по ту сторону Бриарского канала, тогда как остальная королевская армия оставалась на другом берегу. Я должен был оборонять подступы к нашему лагерю, а маршал д'Окенкур приказал своим драгунам занять замок, что господствовал над местностью в трех лье от моих позиций; казалось, мы гарантировали себя от внезапного нападения. Я послал на разведку окрестностей отряд кавалеристов, приказав не возвращаться без сведений о движении неприятельской армии. Возле Шатильона, лишь в пяти лье от моих позиций, разведчики наткнулись на авангард господина принца - не прими я меры предосторожности, мне бы не удалось избежать внезапного нападения. Немедля я отправил донесение о наступлении принца [Конде] господину д'Окенкуру, но тот велел передать мне, что уже знает обо всем и уже послал предупредить господина Тюренна, чей лагерь отстоял от нашего на восемь лье, а кавалерия расположилась еще четырьмя лье далее. Между тем я распорядился укрепить свой лагерь, выделил двести мушкетеров и кавалерийский эскадрон для его обороны, позаботился об отправке обоза на другой берег Бриарского канала, а сам с оставшимися силами ринулся в бой. Неприятельская армия, подошедшая под покровом ночи - вряд ли можно припомнить ночь более тёмную, чем тогда, - обрушилась на позиции драгун господина д'Окенкура. Те находились в превосходной крепости, где им нечего было опасаться, однако их командир, угрожая повесить каждого, кто ослушается, приказал оставить надежные стены. Думаю, он уже тогда был в сговоре с противником, ибо вскоре перешел на службу к господину принцу. Враг, не встречая на подступах отпора, быстро вклинился в глубину наших позиций, атаковав сперва тех, кому поручили отходить с обозом в случае тревоги. Обоз тотчас сдался, и шум начавшегося сражения встревожил господина д'Окенкура, ибо он рассчитывал, что первый удар примут на себя его драгуны. Вскочив в седло, он повел войска в ту сторону, откуда доносились звуки боя. Перед ним стояла вся неприятельская армия, чью численность он не мог определить из-за темноты, но по силе оказанного сопротивления понял, что она велика. Он трижды бросался в атаку и наконец, разгромленный, был вынужден спасать остатки своего воинства.

В это время ко мне на помощь подоспел господин Тюренн с тремя пехотными и кавалерийским полками. Мы знали, что противник находится в самом центре наших позиций. Беглецы, которые всегда умножают панику, рассказали, что господин д'Окенкур разбит, а его обоз захвачен и предан разграблению. Всю долгую ноябрьскую ночь мы дожидались подхода остальной нашей кавалерии, которой не было и не было, и помедлив еще часа два или три, господин Тюренн принял решение отступать для соединения с нею. Напряженные, полные тревоги, мы наконец отправились в путь, опасаясь, что в любую минуту можем столкнуться с неприятелем. С наступлением утра я, замыкавший отступление во главе двадцати всадников, заметил, что нас крупной рысью нагоняет кавалерийский отряд. Это могли быть только враги. Я подскакал к господину Тюренну, чтобы доложить об этом - он как раз переправлялся со своими войсками через небольшой ручей. Едва преграда была преодолена, показалась и наша кавалерия, мчавшаяся нам на выручку с другой стороны. Господину Паллюо, более опытному генерал-лейтенанту, чем я, поручили командовать правым крылом, мне - левым, и спустя немного времени мы приготовились к бою.

Противники, не сомневавшиеся в победе, летели на нас с такой решимостью, на которую только были способны и преисполнились еще большей уверенности, поняв, что переправа через ручей не более трудна для них, чем для нас. Когда же мы рассредоточили наши войска, прежде стесненные переправой, враг счел, будто мы намерены обратиться в бегство; однако господин принц, как раз в этот момент показавшийся в первых рядах наших преследователей, которыми командовал герцог де Бофор, крикнул, что мы разворачиваем свой строй, чтобы получить больше преимущества в сражении. Ручей преодолели уже четыре неприятельских эскадрона, а другие готовились к переправе, когда господин принц задержал их и велел отступить: мы уже стиснули рукояти шпаг, чтобы кромсать противника на куски, - но он был спасен благодаря опыту этого великого полководца. Выкатив восемь наших пушек, мы расположили их в две линии, тем самым обеспечив себе весьма выгодное положение, так как у врагов оказалось только два орудия, притом давно не стрелявших. После долгого перехода к нам присоединился и господин маршал д'Окенкур. Бой длился целый день. Огнем наших орудий у врага были убиты свыше ста пятидесяти всадников, в том числе много офицеров; с наступлением ночи и мы, и противники отступили.

Утром на поле боя побывал король. Господину кардиналу, сопровождавшему его, я сказал, что за вчерашней победой, несомненно, последуют и многие другие. Действительно, этот успех был весьма важен.

Через три дня после этой битвы господин принц пошел на Париж. Его генералы, выступив со стороны Монтаржи, оставили в тамошней крепости гарнизон, а сами двинулись, чтобы овладеть Этампом. Нас предупредили об этом, но как мы ни старались их опередить, все было бесполезно - они заняли город и в течение шести месяцев пользовались его запасами для обеспечения своих войск. Мы же расположились в Шатре и Палезо, где долгое время оставались в бездействии.