Сойдя с трибуны... - 4

 Итак, я в Архангельске. Мне предоставляется номер в самой лучшей гостинице города; там же в ресторане я завтракаю и обедаю (на всё это мне даны немалые деньги «под отчет»). И вот я на трибуне и начинаю свою лекцию. Говорю, а сама краем глаза наблюдаю за председателем (поскольку лекция — это составная часть совещания, президиум остаётся на своих местах). Сразу вижу, что председатель — человек опытный, я им довольна: он умело сортирует поступающие в президиум записки слушателей с вопросами лектору. Он раскладывает их на три кучки: первую, я знаю, он передаст мне; вторую он поделит между секретарём горкома и председателем облисполкома — это вопросы местного значения, так сказать, частные проблемы. А третью кучку он постарается незаметно уничтожить, как только я закончу выступление. Это — вопросы недозволенные, на которые я отвечать не должна. Нашу работу там, «наверху», оценивают также и по вопросам, которые нам задают слушатели.

 Мы отчитываемся перед своим начальством также и о политической атмосфере нашей аудитории — сдаём не только отзыв парторганизации учреждения, где выступали, о прочитанной лекции, но и прилагаем к нему список вопросов слушателей (из первой кучки, конечно).

 Но меня сейчас интересует больше всего третья кучка, и, усевшись после лекции рядом с председателем, я бесцеремонно подвигаю её к себе. Бегло просматриваю. Первый вопрос: «Ответьте честно: лётчик Беленко предатель? В «Правде» про него написана туфта». Второй вопрос: «Кто придумал телепередачу для Северных областей «После полуночи»? Для каких целей? По статистическим отчётам нашей и соседних областей от этого сильно повысилось количество аварий и несчастных случаев на производстве. Хотите, чтобы не слушали западные радиостанции? Так это дорогой способ борьбы с буржуазной пропагандой». Третий: «В госбюджете вот уже который год объединяют тяжёлую промышленность с лёгкой и пищевой. Всем известно, что в тяжёлую входят также расходы по военной промышленности. Зачем же их маскировать? Ведь ясно, что на сумму в 17,4 млрд. рублей, указанную по статье «Оборонная мощь», едва можно только одеть и прокормить армию. А вооружение?» Или вот ещё вопрос: «Известно ли вам, что в нашей тундре пасется огромное личное стадо президента Финляндии Урхо Кекконена, причисленное к одному из колхозов, и что его отберут советские власти, если финны не будут возвращать назад перебежчиков?»

 Нет, мне, конечно, это не было известно, как и многое другое. Теперь стало известно. И это, и многое другое...

 Совещание окончилось. По привычке сразу прикидываю процент каверзных вопросов по отношению к количеству присутствующих: 7 вопросов на 800 с лишком человек — это меньше одного процента, а всё, что меньше процента, не стоит внимания. Так нас учили. Цифровые показатели важнее всего... Ну что ж, присоединю и эти семь записок к моей, годами собираемой картотеке. Начала я её составлять из самых благих побуждений — понять, разобраться, оценить реакцию своих слушателей... И вот к чему это привело! Я — враг народа... Неужели и мои товарищи по работе поверили этому?

 Все мои коллеги, право, были отличнейшими людьми — добрыми, отзывчивыми, прекрасными товарищами. Коллектив наш пополнялся чрезвычайно редко, и все мы сжились и были как одна дружная семья. Шеф собирал нас ежедневно в 10 утра на короткое совещание («пятиминутку», или «планёрку»), но мы приходили обычно к 9-ти, и этот час, когда мы чувствовали себя совершенно свободно и непринужденно, как бы ещё без официальных мундиров, болтали, шутили, сыпали политическими анекдотами, — этот час, мне кажется, сближал нас больше, чем даже наши дружеские попойки (кстати, довольно частые). Помню, больше всего изощрялись и прохаживались насчет нашего вождя и Главного Агронома, о котором ходила поговорка, что он сумел собрать большой урожай с «Малой земли». Эти минуты были тем клапаном, который давал нам возможность подышать легко перед тем, как затянуть на себе официальный мундир, в котором было хотя и привычно, но всё-таки тесно — ох, как тесно! Впрочем, тогда вряд ли кто из нас сознавал это. Что мы знали о свободе и какая она бывает!

 Казалось, чешский август 1968 года что-то сдвинул в наших твердокаменных позициях. Помню, в эти дни у нас даже весёлости поубавилось. Но довольно скоро, вооружённые до зубов советским патриотизмом и принципом интернациональной дружбы, мы справились со своим узко личным, мягко выражаясь, недоумением. По нескольку часов в день не покидали мы трибуны, организовывали бесконечные митинги на заводах, предприятиях и в научных институтах, проводили встречи и семинары. Ведь тогда многие недоумевали, недопонимали и даже возмущались; мы должны были помочь им правильно оценить события, т.е. принять официальную точку зрения. С трибун защищали мы советское понимание термина «интернациональной дружбы» не хуже, чем это делали наши танки на улицах Праги...