|
|
В отношении Эткинда неоднократно предпринимались предупредительно-профилактические меры: в 1949 г. за допущенные методологические ошибки в диссертации Эткинд освобождался от чтения лекций по курсу литературы и вынужден был перейти на работу в Тульский педагогический институт; в 1964 г. он подвергался критике за неправильное выступление в защиту Бродского; в 1968 г. на ученом совете Института им. Герцена ему указывалось на тенденциозность в оценке творчества отдельных поэтов-переводчиков, допущенную в статье к двухтомнику «Мастера русского стихотворного перевода»; в 73-74 гг. были осуществлены различные мероприятия в отношении Солженицына и его связей. Все это Эткинд должен был воспринять как предупреждение о недопустимости враждебной деятельности. Однако выводов для себя он не сделал. Таким образом, Эткинд сознательно на протяжении длительного времени занимается идеологически вредной и враждебной деятельностью и наносит ущерб интересам нашей страны. Являясь советским писателем, ученым, преподавателем ВУЗа, Эткинд действует как политический двурушник, компрометирует эти высокие звания. В связи с этим целесообразно рассмотреть вопрос о невозможности его работы в качестве профессора ЛГПИ им. Герцена и о нецелесообразности его пребывания в Союзе писателей СССР. Далее Холопов говорит как бы от себя, негодуя и цитируя секретное дело № 24, с которым его ознакомили в Большом доме: Смотрите, какой конспиративной жизнью живет Эткинд! Вот что еще показала Воронянская (протокол по делу № 24): «...после уничтожения своего экземпляра я встретилась с Эткиндом у него дома и известила его о распоряжении Солженицына в отношении имевшихся у него экземпляров «Архипа». Он мне заявил, что знает об этом и в ближайшее время уничтожит. Спустя некоторое время..., зайдя к Эткинду домой, я спросила, уничтожил ли он экземпляры «Архипа». Эткинд заявил, что все экземпляры уничтожил, не оставив ни одного листа. Я ему поверила, о чем сообщила письмом Солженицыну». Другая цитата — из заявления Самутина Л. А. в КГБ от 2. TV. 74 г.: «Накануне похорон Воронянской, узнав о ее смерти, я позвонил на квартиру Эткинда. На другой день, 30 августа 1973 г., я встретился с Эткиндами у морга, на машине Эткинда проехали на кладбище и там, оказавшись на короткое время с Эткиндом один на один, я сообщил об изъятии бумаг Воронянской органами. На его вопрос о судьбе архива Воронянской, я сказал: „Уже там"». Огласив эти выписки из таинственных досье Большого дома, Холопов возвращается к рецензии Эткинда на статью Хейфеца о Бродском и затем переходит к «Открытому письму молодым евреям, стремящимся в эмиграцию»: Любопытна история этого письма. Его прислал в ОВИР человек, который пишет, что в городе по рукам распространяется письмо к тем, кто хочет уехать в Израиль. Рассказывают, что его автором является писатель Ефим Эткинд. В разговоре с Боборыкиным Эткинд признался, что он является автором этого письма. Письмо написано в форме беседы с заблудшими душами. Эткинд в нем выступает как духовный отец, как пастырь, наставляющий свою паству на путь истинный. К чему зовет человек, которому советская власть дала все, и прежде всего высокое звание ученого, профессора, писателя? Он зовет к борьбе с этой властью: «Боритесь здесь, а не там!» Он советует: «Уезжать в эмиграцию можно только в случае крайней жизненной необходимости, когда грозит физическая гибель!» Свое краткое выступление по делу Эткинда мне хочется закончить словами тов. Брежнева из его речи на открытии съезда комсомола: «За свою большую историю советская литература и искусство знали немало попыток увести их в сторону от жизни, оторвать от наших идеалов. Да и сейчас на Западе не отказались от этих устремлений. Отдельные отщепенцы и заблудшие люди и у нас пытались подпевать нашим классовым, идейным врагам. Но все их потуги оказались тщетными. Почва у нас крайне неподходящая для произрастания подобных сорняков». К этим словам мне нечего добавить! |