Жизнь в Минусинске - 17

После побега жены, когда уже не было надобности конспирировать, я возобновил свою общественную жизнь и, кроме красноярцев, о которых я говорил и с которыми у меня сохранились прежние наилучшие отношения, познакомился со всеми ссыльными. Из этих последних остановлюсь здесь на Д. А. Клеменце.

 Слыхал я о нем очень давно, а впервые познакомился в Петербурге в начале 1879 г., когда Клеменц, возвратившись в 1878 г. из-за границы, проживал еще нелегально под псевдонимом Штурма. С этим псевдонимом, к слову сказать, связано одно из деяний Клеменца, характеризующее его необыкновенную находчивость и выдержку. Близкий человек Клеменцу, Келсиев был сослан административным порядком в Петрозаводск. Дмитрий Александрович решил освободить его. С этою целью он запасся поддельными бумагами на имя капитана Штурма. Прибыв в Петрозаводск, он тотчас же нанес визит местным властям, не исключая и губернатора, заявив им, что командирован в Финляндию для геологических исследований, а в Петрозаводскую губернию завернул для собрания необходимых предварительных материалов. Начальство было в восторге от молодого, интересного ученого, и скоро Клеменц сделался persona grata для всех обывателей. Они делали для него званные вечера, обеды, балы. Д. А. охотно принимал все предложения, посещал звавших его и в то же время, не торопясь, подготовлял побег приятелю, с которым вместе и уехал. Но так он пленил власти, что там даже и в голову не пришло, что капитан Штурм -- нелегальный человек, революционер, увезший государственного преступника. Когда через год Петрозаводск посетил один знакомый Клеменца, то местный исправник интересовался -- не знает ли он или не слыхал ли чего про капитана Штурма, "прекрасного человека", проезжавшего через Петрозаводск в Финляндию: "он,-- пояснял исправник,-- обещал заехать к нам на обратном пути, да что-то не видно его. Очень жаль. Вероятно, он предпочел вернуться морем".

 С Клеменцом меня познакомил Лесевич, при чем, по совпадению, как раз в это время Клеменц, вернувшийся из-за границы осенью 1878 г., был в январе 1879 г. арестован, так что видел я его в Петербурге всего один раз.

 Популярное среди молодежи имя Дмитрия Александровича тесно связано было и с революционным движением вообще, и, в частности, с "Землею и Волею", и со всеми выдающимися деятелями, группировавшимися вокруг этого органа, как Кравчинский, Плеханов, Морозов, Саблин, Лев Тихомиров и друг. Кроме того, Дмитрий Александрович известен был, как знаток рабочей и крестьянской среды, с редким успехом ведший в ней пропаганду.

 Вот как характеризовал Клеменца талантливый писатель Кравчинский, известный под псевдонимом "Степняка".

 "Клеменц один из самых старых чайковцев, едва ли не лучший из наших народных пропагандистов. Его вольная богатая речь, пересыпанная образами и сравнениями, блещет всеми сокровищами русского народного языка, которым он владеет с изумительным, крыловским мастерством... Манера говорить и вести пропаганду у него совершенно неподражаемая... Клеменц ведет свою пропаганду всю в шутках. Он смеется и заставляет смеяться, хвататься за животы слушающих его мужиков, старых и малых, несмотря на всю их обычную невозмутимость. Однако, он всегда ухитрится вложить в свою шутку какую-нибудь серьезную мысль, которая так и засядет гвоздем в голову. Редко кому удавалось вербовать столько приверженцев из среды крестьян и рабочих. Помню, как, отправляясь, бывало, с ним в поход по деревням, я часто по целым часам не решался прерывать поток его блестящих импровизаций и, забыв про пропаганду, отдавался весь эстетическому наслаждению слушателя"...

 "Я не знаю никого",-- продолжает Степняк,-- "кто имел бы такое влияние на окружающих, как Клеменц. В нем нет ничего конспираторского; он человек простой, душа на распашку, веселый собеседник и бесподобный рассказчик. При всем том часто одно его слово полагало конец самым ожесточенным спорам, улаживало разногласия, казавшиеся непримиримыми. Это влияние, которого он никогда не искал, которое рождалось, так сказать, само собою везде, куда бы он ни появлялся, особенно обнаруживалось в личных отношениях"...

 "Благодаря своей неотразимой личной обаятельности, он привлекал массу приверженцев во всех классах общества"...

 "Но Клеменц вовсе не человек партии. Как конспиратор, Клеменц не имел никакого значения... В революционном движении Клеменц не сделал и сотой доли того, что мог бы сделать по своим природным дарованиям"...

 "Несмотря на деятельное участие в движении и на все превратности нелегальной жизни, он всегда держался на уровне интеллектуального прогресса Западной Европы. Обладая ненасытной жаждой знания, он изучал все, не заботясь о том, сможет ли он извлечь из этого непосредственную пользу или нет. Я помню, как он увлекался лекциями Гельмгольца, которые посещал в 1875 г., в бытность свою в Берлине. Мне стоило больших усилий отделаться от его отчетов о них, которыми он наполнял все свои письма ко мне в Петербург"...

 "Клеменц любит весь мир и не упускает ни одного случая принять участие в его жизни. Он писал гораздо больше для легальных петербургских журналов, потому что нуждался в более обширной аудитории, чем та, которую могла доставить ему подпольная литература"...

 "Это блестящий образчик мыслителя со всеми его достоинствами и недостатками".