В начале 1882 г., именно в ночь с 17 на 18 апреля, Красноярск постигло ужасное бедствие: от страшного пожара сгорела громадная часть города. Никогда я не забуду этого события, тяжело отразившегося на нашей жизни. Вечером 17-го апреля началась жестокая буря, какие только бывают в Сибири. Я, Валерия Николаевна и Григорий Петрович Андреев, живший с нами, пили в это время вечерний чай, прислушиваясь, как ветер рвал ставни, стучал дверьми и грозно завывал в трубах.
-- Ну что, если бы в это время случился пожар?-- неизвестно почему задал вопрос Андреев.
И вдруг, как бы в ответ на его вопрос, послышался набат.
-- Боже мой,-- воскликнула жена,-- пожар!.. Слышите?!..
Накинув на себя, что попало под руки, мы вышли во двор и оцепенели: моря огня охватило уже громадную площадь! Совершенно инстинктивно мы побежали на пожар, но скоро должны были остановиться. Ужаснейшая буря несла целые облака раскаленной пыли, искр и громадные пылающие головешки. Все это падало на крыши, и на наших глазах один за другим загорались дома. Надо было подумать о своем жилище. Мы возвратились, наскоро вынесли свое убогое имущество на какой-то пустынный огород и опять побежали, надеясь оказать какую-нибудь помощь товарищам. Но в это время стихия разыгралась до таких размеров, пламя было так громадно, жар так несносен, что немыслимо было пробраться по пылающим улицам и приходилось обходить пожар полем.
О спасении деревянного города не могло быть и речи. Жалкая пожарная команда ничего не могла поделать, тем более, что, благодаря отсутствию хороших опусков к Енисею, с трудом можно было добывать воду, да и то в ничтожном количестве. До какой степени раскалилась вся атмосфера, можно судить по следующему факту. Прибрежные жители снесли свое имущество и пригнали скот на Енисей, еще покрытый льдом. И что же, несмотря на высокий берег, который должен бы служить спасением от жары и пламени,-- на льду загорались вещи! В конце же концов, в довершение бедствия двинулся лед! Когда об этом разнесся слух, жители с ужасом бросились из реки спасать свое имущество, скот и даже спящих детей!
Пожар сам собой окончился на другой день утром, когда уже нечему было гореть. Громадное число жителей осталось без крова. Сгорели и квартиры многих ссыльных; сгорело губернское присутствие, где хранились наши документы, и многие ссыльные, а том числе и я, остались, как говорится, "Иванами Непомнящими".
Но этим беда не окончилась.
Как это всегда бывает при несчастиях, какие-то негодяи стали распространять слухи, что город подожгли мы, ссыльные. К счастью, Лохвицкий в это время еще не был устранен и употребил все усилия "спасти" нас от общественного негодования. Однако, проект его оказался для нас не только совершенно неприемлемым, но таким, что, если бы мы согласились на предложение губернатора, тогда кем-то пущенная клевета приобрела бы характер правды. В самом деле, Лохвицкий советовал нам "переселиться" в Красноярский монастырь, расположенный в красивейшей местности по ту сторону Енисея, против города. Отвергнув этот совет, мы, наоборот, потребовали, чтобы были тщательно исследованы причины пожара. Губернатор признал наше желание совершенно правильным. Вследствие этого была образована официальная комиссия, которая очень скоро убедилась в неосновательности обвинения нас в поджоге и опубликовала во всеобщее сведение данные по исследованию.
Так этот печальный инцидент и кончился.
Свободное копирование
