Подведение итогов жизни - 25

 Киевский университет для меня совсем опустел. Все живое было исторгнуто. Меня одолела тоска и я решил вслед за Левой перебраться в Одессу. Но как раз в это время богатая землевладелица, г-жа Львова, искала учителя для своей школы в Чернятине, Подольской губ. Школа эта именовалась церковно-приходской, потому что Львова была знакома с архиреем, вследствие чего школа была гарантирована от полицейского надзора, но в действительности училище было светское и великолепно обставленное. Я еще раз решил окунуться в деревенскую жизнь, еще раз попытался, что называется, расшевелить ее, на что Львова, прекрасно относившаяся к крестьянам, давала полную свободу. Однако, ничего из этого не вышло, и я, прожив короткое время в Чернятине, перебрался в Одессу. В этом селении меня посетил Лева. А выдающимся событием здесь было укрывательство Топорковой. Она, спасаясь от преследования жандармов, бежала ко мне в Чернятин беременною, здесь благополучно разрешилась от бремени и спокойно уехала. Лидия Павловна Топоркова была родная сестра Марии Павловны (Маруси) Ковалевской, урожденной Воронцовой, о которой говорилось выше.

 В Одессе я, конечно, поселился с Левою. Мы заняли одну большую комнату в доме Попандопуло, где помещалась и редакция "Одесского Вестника". Для меня это было чрезвычайно важно, так как я имел в виду немедленно сделаться сотрудником этой чуть ли не старейшей в России провинциальной газеты, издававшейся еще, кажется, во времена Пушкина. Уже на другой день по приезде я посетил редактора "Одесского Вестника", видного земского деятеля, П. А. Зеленого. Принял он меня чрезвычайно любезно и из'явил полную готовность включить меня в состав сотрудников, "но, прибавил он -- вряд ли вы сумеете ужиться с нашею убийственною цензурою". И это было пророческое предсказание. Видную роль в то время в "Одесском Вестнике" играл С. Н. Южаков, работала в нем также его сестра, с которою я познакомился еще раньше. Следует сказать, что первое мое посещение Одессы было вызвано ревматизмом, заставившим меня лечиться на Хаджибейском лимане. Это произошло, кажется, летом 1876 года. Не знаю, через кого и как познакомился я с Южаковой. Она приняла во мне самое горячее участие, часто посещала на лимане и познакомила с Иваном Ковальским. Он произвел на меня прекрасное впечатление своим добродушием, искренностью, начитанностью, склонностью к литературе и детской наивностью. Так, например, в период моего пребывания на Хаджибейском лимане, он был уже нелегальный и усиленно разыскивался полицией. Казалось бы, что необходимо было принять какие-либо более или менее рациональные меры для избежания ареста. Между тем вид его был настолько непрезентабельный, что сам по себе вызывал подозрение. Плотный, среднего роста, он ходил в невозможном костюме, в брюках, в которых одна штанина была на много короче другой, в рыжих сапогах и громаднейших синих окулярах. Я уже не говорю о том, что приходил он ко мне днем и без всяких предосторожностей.

 По выходе из лечебницы лимана, я поселился со студентами Новороссийского у-та Третьяковым и Дзюбинским и познакомился еще с некоторыми лицами, при посредстве Таси Яхненко, которую знал еще по заводу, когда она приезжала к Симиренко, своим родственникам. Тася,-- как звали близкие знакомые Наталию Семеновну Яхненко,-- жила в одной из башен знаменитого дома Новикова, у Строгановского моста. Говорю "знаменитого", потому что две башни в этом доме были одним из излюбленных мест для революционеров всех оттенков и сочувствующих им. Проживавшие в этих башнях именовались "башенцами" и были известны чуть не всей нелегальной России, ибо являлись или действующими лицами, или передаточною инстанциею, где можно было получить сведения о нужных лицах, адресах, и т. п. Между прочим в башне долгое время проживал убивший киевского начальника жандармов Гейкинга революционер Попко. Лично я бывал у Таси, у которой познакомился с "черною галкою", как именовали Анну Алексеевну Алексееву. Обе они недурно пели, что доставляло мне громадное удовольствие.