Подведение итогов жизни - 11

Как и следовало ожидать, результат от этого "предупреждения" получился совершенно обратный тому, какого думало достигнуть правительство: молодежь решила оставить цюрихские учебные заведения, но, возвратившись из разных мест Европы в Россию, примкнуть там к революционному движению, из которого образовался, между прочим, "большой процесс". К этому же времени относится и начало увлечения Марксом; знаменитый труд которого -- "Капитал. Критика политической экономии. Том первый. Книга I: Процесс производства капитала",-- скоро сделался, можно сказать, обязательною книгою. Насколько, однако, она была удобо-усвояема, тому примером может служить шутливое замечание профессора В. Б. Антоновича: "Даю 3 руб. каждому из юношей, который своими словами изложит любую главу из "Капитала" Маркса". Лично я,-- должен признаться,-- не осилил в то время первой же главы: "Товар и деньги". Конечно, это была моя сокровенная тайна. Одновременно с стремлением осилить "Капитал" проникло веяние в сторону интернационала, сущность которого еще не была выяснена. Интернационал понимался как свободная революционная внеклассовая организация. Я сразу был охвачен водоворотом всех течений, но примкнул только к одной, совершенно юной группе. Во главе ее стояла красивая, совершенно молодая женщина, Люда Волкенштейн, жена известного уже тогда врача, хотя еще и молодого, Волкенштейна Александра Александровича {Волкенштейн скончался в Полтаве в 1925 г. 74-х лет от роду.}. Эта группа, имевшая местом своего пребывания квартиру Ф. К. Волкова, прозвана была последним "желтым интернационалом". Ироническая кличка эта служила ясным доказательством, что Волков считал нашу группу желторотою молодежью и не придавал ей никакого политического значения. Однако, скоро жандармы дали совершенно иное освещение нашей детской, можно сказать, затее, обвинив Ф. К. в составлении устава... "желтого интернационала!". Как всегда, материалом для такой нелепости послужил оговор своих же. Оговорщиками были: Веледницкий -- чиновник контрольной палаты, где служили и Волков, и семинарист Богословский, оговоривший впоследствии и меня. При допросе названных суб'ектов, они, из страха или по глупости, наговорили бог весть что. Волков представлен был, как вождь украинофилов еще с 1873 года. Он состоял секретарем "Громады* и вел переписку с другими революционными организациями и эмигрантами. Кроме того, Волков устраивал типографии в Женеве для эмигрировавшего профессора Драгоманова. Наконец, он в 1874 по 1876 г... "содержал коммунистическую квартиру, которую называл... "foyer radical". Несомненно, что, если Волков действительно когда-нибудь так называл свою квартиру,-- это было равносильно "желтому интернационалу", т. е -- шутка. Но лично я никогда не слыхал от него такого названия. Оговорщики же, или, вероятнее всего, жандармы, перевели "foyer radical", как опасный "питомник нигилизма", в котором во время собрания молодежи Волков читал "составленный им самим курс... нигилистической естественной истории (?) по Фохту, Молешотту, Бюхнеру, Фейербаху и др. сочинениям". В этой "нигилистической" естественной истории проводилась мысль, что "нет бога и отрицалась святость веры и семьи". "Foyer radical" посещал также профессор Зибер, читавший "социалистический курс политической экономии по Карлу Марксу". В любом из европейских государств этот оговор брошен был бы в корзину или в печку, как не представляющий никаких данных для обвинения. Но русские жандармы ухватились за него обеими руками, и не миновать бы Волкову "отдаленых", а быть может и "весьма отдаленных мест", если бы он вслед за профессорами Драгомановым и Зибером не удрал в 1879 г. за границу. За отсутствием столь важного государственного преступника была сослана в Вятскую губернию добродушнейшая и совершенно ни в чем неповинная его... жена, которую мы называли прямо Христею. Ф. К. Волкову пришлось прожить в качестве эмигранта 26 лет до 1905 г., когда он возвратился в Россию уже почти в 60-тилетнем возрасте. Во Франции Волков изучил антропологию и читал лекции по этому предмету в Петербурге, где и умер. Ему принадлежит ряд серьезных трудов по этнографии и антропологии, при чем главнейшие из них печатались во Франции и на французское языке. Вовращаюсь к "желтому интернационалу".