Чтобы не голодать (и как-то все же расплачиваться за койку), я вынужден был отныне соглашаться на любую черную работу.
Я очищал от мусора территорию рынка, подрабатывал в качестве грузчика. Был момент, когда мне предложили заняться ловлей бродячих собак и кошек. Предложение было выгодным; платили в этой организации неплохо. И к тому же предоставляли бесплатную комнату… Но все-таки тут я восстал, воспротивился - и не польстился на выгоду.
- Не могу я ловить бездомных псов, - пояснил я, усмехаясь, я их жалею; я же ведь и сам такой, как они!
- Вот то-то и беда, что ты такой, - возразил мой собеседник. - Это точно. Мы все здесь видим, как ты живешь, куда катишься… Добром такая жизнь не кончится… Остановись! Одумайся! И иди - пока есть свободное место - к нам. Вливайся в здоровый коллектив.
- Нет, к вам я - погожу.
- А на что ты еще годен? На что рассчитываешь-то?
- Не знаю…
Человек, с которым я толковал, был с седой неряшливой бородой, в брезентовом плаще
- нараспашку. От плаща остро пахло псиной, навозом, какой-то сладковатой гнилью… Мы сидели, потягивали пивко. Потом он допил кружку - и ушел, отдуваясь, стуча тяжелыми сапогами.
А я остался сидеть, облокотясь о столик и задумчиво грызя папироску.
Разговор этот происходил в небольшой закусочной, неподалеку от ночлежки… Я был в закусочной своим человеком - заглядывал сюда частенько и пасся здесь; помогал по хозяйству колол для кухни дрова.
Работал я тут не за деньги - а за харчи. И не зря; кормили меня, надо сказать, отменно!
В ту пору только начала внедряться новая практика самообслуживания. И маленькое это заведение являлось первым во всей Сибири образцом послесталинского западного модерна… Посетители - теснясь и робея - подходили с подносами к раздаточному окошку и получали там горячую еще и холодную закусочку. Раздавала все это Настя, бойкая бабенка - румянолицая, белозубая, с тугими бронзовыми кудряшками волос и смешливыми ямочками на щеках… И когда подходил к ней я - она заметно оживлялась, наваливала мне всегда тройную порцию пельменей и ставила на поднос бутылку пива и большой, запотелый от холода, граненый стакан перцовки. Перцовка с пивом - это был высший шик!
За пределами кухни я Настю не встречал; видел ее только в окошке. И оттуда она посылала мне лукавые свои улыбочки… И порою, в минуты затишья мы с ней шутили, переговаривались.
- Вот уже май кончается, - как-то сказала она, - а тепла все нет. Этот ветер проклятый… Ночью проснешься - он воет в трубе, тоску нагоняет.
- А ты спишь-то - одна? - спросил я.
- Одна, - кивнула она, потрепетав ресницами.
- Что ж так? Ведь скучно, небось, холодно?
- А ты бы хотел меня погреть? - прищурилась Настя.
- Почему бы и нет, - сказал я, - попробуем, а?
- Одна вот так попробовала, да вдруг родила, - рассмеялась она. И потом, посерьезнев: - Ладно. Мы закрываемся в одиннадцать… Жди меня у цветочного магазина
- знаешь? Я там рядом живу.
Свободное копирование
