Я ушел из театра - но бредовая моя жизнь на этом не кончилась, нет! Некоторое время я бил чечетку на городской эстраде (причем, должен был почему-то наряжаться то чертом, то женщиной, то голливудским злодеем!), а затем стал работать в контакте с гипнотизером… Тип этот демонстрировал примеры массового внушения - усыплял собравшуюся в зале публику. И это ему в самом деле удавалось! Но вовсе не благодаря гипнозу, а единственно потому, что он - с редкостной сноровкой - умел нагонять на зрителей смертную скуку. Моя задача как раз и заключалась в том, чтобы заранее подготавливать зал. Я выступал, как декламатор - читал многословные, специально подобранные, классические тексты. После меня выходил баянист и исполнял, пригорюнясь, что-нибудь протяжливое, минорное - из Римского-Корсакова, или Рахманинова. И уже потом появлялся маэстро в черной крылатке.
Подойдя к краю рампы, он раскланивался, вздымал демонически руки. И начинал заунывно вещать: "Вы весь день работали и устали и вот теперь вы отдыхаете. Там, снаружи, было шумно и холодно, а здесь, внутри - тихо и тепло. Вы можете расслабиться, забыть обо всем… Так забудьте! Отдайтесь чувству покоя! И слушайте не мои слова, а внутренний ваш голос, зовущий ко сну… Он зовет - и у вас уже смыкаются веки."
Если публика не поддавалась, не задремывала, он не отчаивался. И настойчиво продолжал ее убеждать… Но обычно особых убеждений тут не требовалось; намаявшиеся за день люди засыпали охотно! Они действительно ведь - работали и устали. И там, снаружи, было холодно, а здесь, внутри - тепло… И в конце представления зал дружно похрапывал, и жулик наш торжествовал, а мы с баянистом потешались, глядя на все это из глубины сцены.
Но однажды я заметил среди публики знакомые лица.
В зале сидел Скелет, работник управления внутренних дел, и рядом с ним - директор леспромхоза из Белых Ключей. И они не спали! И вид у обоих был весьма оживленный: Скелет указывал на меня пальцем, а директор шептал ему что-то…
И по давней своей, укоренившейся, звериной привычке, я сразу же отступил в тень, за кулисы, торопливо оделся - и бежал, не сказав никому ни слова.
Я бежал! И поскитавшись с неделю по городу, вернулся опять в инвалидную ночлежку… А куда еще я мог теперь деваться?
Возвращение было грустным. Выглядел я довольно жалко, и встретили меня там без прежнего воодушевления. (Вот тут я имел случай убедиться, сколь быстротечна и обманчива слава!) И Человек-Профиль, и глухонемая его помощница - оба они, каждый по-своему, - разочаровались во мне. И уже никто не предлагал мне отдельной комнаты… И я поселился внизу, на старом месте - в грязном, обшарпанном, полутемном своем углу.
Раньше я не обращал внимания на детали, не замечал по-настоящему, каков он, этот угол! Все здесь как бы освещалось надеждами… Теперь свет погас.
И наступили потемки.
Свободное копирование
