XLVII
Тошнота, которою давно уже страдал я, прекратилась, прекратились и головные боли, и на меня напал страшный аппетит. Желудок работал превосходно, и мои силы увеличивались. Дивное Провидение! Оно отняло у меня силы, чтобы смирить меня, оно возвратило мне их потому, что приближалось время произнесения приговоров, и Провидение хотело, чтобы я не пал духом при их объявлении.
24 ноября, один из наших товарищей, доктор Форести, был взят из свинцовых тюрем и переведен, мы не знали, куда. Тюремный смотритель, его жена и секондини были перепуганы, ни один из них не хотел пролить свет на эту тайну.
-- И что это хочется вам знать, -- говорил мне Тремерелло, -- если тут нет ничего хорошего знать? Я и так уже слишком много сказал вам.
-- Ну, да к чему же послужит молчание? -- воскликнул я, весь дрожа, -- разве я не понял вас? Ведь он осужден на смерть?
-- Кто?.. Он?.. Доктор Форести?..
Тремерелло находился в нерешимости, но страсть к болтовне была одной из его добродетелей.
-- Не скажите потом, что я болтун. Собственно я не хотел разинуть рта относительно этого. Помните, что вы меня вынудили.
-- Да, да, я вынудил, но смелей! Скажите мне все! Что с бедным Форести?
-- Ах, синьор! Его заставили пройти мост Вздохов! Он в камерах для уголовных! Смертный приговор произнесен над ним и еще над двоими.
-- И его казнят?.. Когда?.. О, несчастные! А кто те двое?
-- Я ничего не знаю, я ничего не знаю. Приговор еще не обнародован. По всей Венеции говорят, что будет много смягчений наказания. Дай Бог, чтобы никого из них не казнили! Дай Бог, если не все будут спасены от смерти, дай Бог, чтобы вы, по крайней мере, избегли ее! Я так к вам привязан... извините за вольность... как к своему брату!
Он ушел от меня растроганный. Читатель может себе представить, в каком волнении я находился весь этот день и потом всю ночь и еще много дней, так как я больше ничего не мог узнать.
Неизвестность длилась с месяц, наконец, приговор относительно подсудимых первого процесса был обнародован. Приговорено было много лиц, из них девять было осуждено на смерть, но император помиловал их, и смертная казнь была заменена тяжким тюремным заключением -- кому на двадцать лет, кому на пятнадцать (в этих двух случаях осужденные должны были отбывать наказание в крепости Шпильберг около города Брюнна в Моравии), кому на десять лет и менее (и тогда шли в крепость Лайбах).
Если смягчили наказание всем подсудимым первого процесса, то не служит ли это доказательством того, что смерть должна пощадить подсудимых и второго процесса? Или такое снисхождение было оказано только первым, потому что они были арестованы до тех еще постановлений, которые были после обнародованы против тайных обществ, и вся строгость падет на вторых?
-- До разрешения моих сомнений не может быть далеко, -- говорил я. -- Слава Богу, что у меня есть время предвидеть смерть и приготовиться к ней.
Свободное копирование
