За эту политическую слепоту все наши политические партии, особенно более крайние, заплатят еще в свое время весьма дорого. Расплатится и вся Россия.
А что она имела место -- это видно не только из того, что с самых же первых дней начались разговоры об опасности контрреволюции, опасности совершенно мнимой, ибо вся Россия поголовно приняла известие о революции с величайшей радостью (люди плакали, целовались друг с другом на улицах), но особенно из тех приемов, которые применялись для партийной вербовки.
Эти приемы политического разврата раз и навсегда, можно сказать, гениально были разработаны и сформулированы Мирабо во время его тайных сношений с версальским двором.
Это -- всеобщий подкуп.
Раздача благ земных и особенно обещаний.
И раздача началась.
И какая!
Вот, например, первые попавшиеся под руку цифры вознаграждения, уплаченного служащим и рабочим на одной петербургской мануфактуре по месяцам (при одном и том же количестве рабочих):
в январе 1 028 000 рублей
в феврале 1 277 000 -- --
в марте 1 294 000 -- --
в апреле 3 458 000 -- --
в мае 3 766 000 -- --
в июне 4 789 000 -- --
Средний заработок с 67 рублей поднялся до 294 рублей в месяц. Впоследствии дело на этом, разумеется, не остановилось и прибавки продолжались, пока, наконец, фабрика не стала.
Буквально такая же картина наблюдалась и всюду.
Трудно, конечно, говорить, что это были прибавки "на дороговизну". Дороговизну они, несомненно, значительно опережали.
Это видно из всего уклада, например, петербургской жизни. Общий темп расходов в массе несомненно чрезвычайно повысился. Сапог не было, сапоги были безумно дороги (уже к лету женских сапог нельзя было купить дешевле 65 рублей. Теперь они, говорят, доходят до 400 рублей пара), а на улице нельзя было увидать женщину со стоптанными каблуками. Все франтят, все покупают разные ненужные вещи, сласти (шоколад по 6-8 рублей за фунт, арбузы 3 рубля, персики 12 рублей штука, груши 7 рублей продавались на улице еще летом, денатурат до 50 рублей бутылка), предметы роскоши и т. д.
Иногда под "требования", выдвигавшиеся по договору партий, пытались подвести некие "научные" основания. Например, съезд железнодорожников потратил много труда на выработку экзистенцминимума. Для Петербурга, где до войны низшая оплата железнодорожного агента падала до 25 рублей, этот расчет дал 285 рублей.
Не говоря уже о том, откуда государству было взять деньги на такое катастрофическое увеличение вознаграждения своим агентам, но если взять и перемножить количество тех предметов, которые приняты при исчислении экзистенцминимума как "совершенно необходимые", на число железнодорожных служащих, то получается сейчас же арифметически непреложное доказательство абсурдности всего метода расчета.
Многие предметы "совершенно необходимы" для 6 миллионов железнодорожников с их семьями в количестве, превышающем общее наличие этих предметов в стране, подлежащее распределению между всеми 180 миллионами населения России.
Буквально та же картина получилась и при исчислении нормы пайка для солдаток. Тем присудили на съедение большую часть скота, а масла больше, чем в России имеется.
По всей Руси несся один клич: "Подай!"
Свободное копирование
