Мои воспоминания - 184

 Несколько времени спустя после моего приезда в Керчь приехал из Ставрополя Генерального штаба полковник Шульц, впоследствии генерал-лейтенант и Динамюндский комендант, с рекомендательным письмом от Трескина. Раевский, прочитав это письмо, подал его Филипсону и при этом сказал: "Прочтите это письмо, только не вслух". В нем Трескин писал Раевскому, что последний всегда его уверял в своей дружбе, в которой он и не сомневался, но теперь Раевскому предстоит это доказать на деле, упрятав подателя письма, надоевшего Трескину своею глупостью, в одну из безвыходных трущоб, которыми так богата Черноморская береговая линия.

 Шульц, не довольно любезно принятый в Ставрополе Граббе и Трескиным, старался перейти на береговую линию, но, конечно, не в безвыходную трущобу, а думал {возможным} заместить Филипсона. Для этого он действовал на Раевского через Постельса, с которым, как с немцем, скоро сошелся и вместе с ним расхваливал проекты Раевского. Но всего более он насмешил нас следующим: принесли во время обеда годового сына{[1]} Раевского (впоследствии полковника в Туркестане). Шульц, слышавший от кого-то, что Раевский производит свой род из Дании, желая угодить последнему[2], заметил, что в выражении ребенка есть что-то датское. Он выразился как-то очень глупо, так что это подало повод Раевскому, большому цинику, тут же сказать, что разве жена его погрешила с каким-либо датчанином.

 Шульц привез подтверждение того, что Граббе не может назначить войска для конвоирования нас при осмотре местности около Варениковой пристани. Поэтому Шульц и я решились сделать этот осмотр тайным образом, а так как необходимо было для осмотра воспользоваться холодным временем, пока низменные места около Кубани находятся еще в замерзшем состоянии, то и назначили сделать осмотр в половине февраля. На это нужно было согласие Граббе; найдено было полезным для сохранения тайны о нашем предположении не переписываться, а мне ехать для испрошения этого согласия.